Немецкие шванки и народные книги XVI века

А как раз в ту пору уговорили наконец богатого мужика женить старшего сына. Тот и женился — да не на дочери пастуха, к которой перед тем частенько похаживал и всякий раз добивался своего (из-за чего он, собственно, и не хотел на ней жениться, основательно полагая, что, уступив ему, она точно так же сможет уступить и другому — и женитьба на ней окажется довольно дурацкой сделкой), а на другой девице из той же деревни.

В день венчанья, когда жених с невестою стояли на пороге церкви, ожидая, пока их пригласят туда, чтобы благословить, перед ними внезапно предстала дочь пастуха и потребовала, чтобы ее нареченный сдержал обещание и женился на ней, а вовсе не на другой. И после долгих препирательств, взаимных попреков и обид, причем не только со стороны былых любовников, но и их сородичей, уговорено было, что сын богача заплатит пастушьей дочери за потерянную честь отступное.

Но вот совершилось венчанье, отшумел брачный пир, затихли песни, отыграла музыка, были соблюдены все обычаи старины — и молодых отправили в спальню. И тут молодая жена спросила у мужа, что за скандал разразился утром у церкви и в чем его причина. Добрый молодец не утаил от нее ничего и поведал, как он обошелся с дочерью пастуха и — почему он обошелся с нею именно так. Молодая (да, видать, не больно-то умная) рассмеялась и ответила: «Вот ведь дуреха! язык за зубами держать не сумела. Подумай только! Батюшкин батрак ко мне два года хаживал, да не пропустил ни единой ночи, а я никому и словечком не обмолвилась. Вот тебе только первому и рассказываю».

Услыхав такое, понял сын богача, что его надули и подсунули ему пирожок с дерьмом, но сдержался, промолчал и резонно подумал, что воздано ему было по справедливости. Не женившись на благочестивой девице, приберегавшей свои милости только для него, он получил в жены ту, что была уже изрядно попользована другим.

2 Про то, как жена виноградаря сказалась мужу больной и не захотела делить с ним трапезу

Жил в одном эльзасском городке бедный виноградарь, жена которого была необычайно хороша собой. И поскольку не было у него ничего, кроме добываемого ежедневным тяжким трудом, в поте лица своего, почитала себя красавица обездоленной и заботилась лишь о сохранении собственной привлекательной наружности, что же касается до супруга, то было ей на него в высшей степени наплевать. И вела она себя так: стоило мужу с утра удалиться на виноградник, жена тут же собирала и съедала все лучшее, что удавалось найти в доме, а мужа потчевала кашей или какой-нибудь другой грубой пищей, сама же к подобным блюдам не притрагивалась, придумывая всякие отговорки, сказывалась больной и тому подобное.

В конце концов добрый человек сообразил, что воздухом она питаться не может и телеса ее преобильные не вечным постом наращены, и решил разобраться в том, как же она исхитряется его обманывать. И вот встал он однажды утром и сказал, что идет работать и просит жену принести ему на виноградник еду, да выбрать при этом то, чего ей не жаль. А сам спрятался в чулане, из которого ему было видно, чем занимается на кухне жена.

В восьмом часу утра поднялась она из постели, прошла на кухню, развела огонь, поставила на него сковороду, распустила сало и, по своему ежеутреннему обыкновению, приготовила себе яичницу из двенадцати яиц. Потом взяла кувшинчик, пошла с ним в погреб, вооружилась там черпаком с ситечком и принялась черпать вино из большой бочки, которую муж держал открытой, — и черпала до тех пор, пока не налила кувшинчик до самого верху. А пока она эдак орудовала в погребе, муж проскочил на кухню, разбил над сковородой еще двенадцать яиц, так что их стало ровно двадцать четыре, и опять схоронился в чулане.

Женщина вернулась из погреба и приступила к трапезе. Съев половину яичницы, она сделала добрый глоток вина и опять приступила к еде. Съела еще пару яиц — а больше в нее уже не лезло. И, сильно удивившись этому, начала она разговаривать сама с собой: «Да уж не заболела ли я? Или, может, заболеваю? Обычно-то я подметаю все дочиста!»

Подобные сетования изобличали ее еще сильней, и виноградарь решил, что настало самое времечко поучить ее уму-разуму. Найдя в чулане передник жены, он надел его на себя, как рясу, взял здоровенную суковатую палку, вышел на кухню и, обратись к жене, молвил: «Вижу я, милая женушка, ясно вижу, как тяжело ты больна, раз уж не в силах ты даже управиться со своею всегдашней порцией. Видно, пришла тебе пора помирать. А чтобы не умереть без покаяния, послан я тебе небесами и намереваюсь выслушать твою исповедь». И с этими словами стал он ее дубасить палкой да отдубасил так, что она и впрямь чуть не лишилась жизни. Рухнула поколоченная обжора наземь и лежала не шевелясь. А добрый человек пошел на свой виноградник. И воротился в положенный час домой, и приготовил себе обед, и поел, потому что не собирался по милости жены оставаться голодным.