Немецкий детектив

В половине пятого поступил доклад от фон Готы. Ни Манфреда, ни Амадея обнаружить не удалось. Розыск через родителей результатов не дал. Проверили холостяцкую квартиру Амадея на Леопольдштрассе, но никого не обнаружили. Без десяти четыре Амадей заправил свой красный «ягуар» на колонке возле отеля «Штахус» и велел залить полный бак. С ним был, судя по описанию, Манфред Циммерман. Потом они, оба в отличном настроении, убыли в неизвестном направлении.

Комиссар Циммерман принял решение.

— Объявить розыск Манфреда и Амадея. Предупредить все патрульные машины и дорожные посты по всей округе.

Фон Гота уточнил:

— Их следует арестовать?

— Задержать и доставить сюда. Результаты докладывать мне непрерывно! — И, отпустив фон Готу, Циммерман повернулся к Фельдеру. — Что установлено группами наблюдения?

Из донесений групп наблюдения: «Доктор Шмельц, Анатоль.

Около 3.00 прибыл в «Гранд-отель» на Максимилианштрассе. Сопровождал его Хесслер. Свет в номере горел до четырех часов.

Вардайнер, Петер.

В 3.10 прибыл с женой Сузанной на виллу в Грюнвальде. Шофер вернулся в город, хозяева остались в гостиной. В 3.50 включили наружное освещение. В 4.38 приехал доктор Бремер, специалист-кардиолог. В 5.05 уехал. Потом все огни погасли.

Доктор Шлоссер, Антонио.

Около четырех покинул Фолькс-театр со своей матерью и фрау Циммерман. Все вместе сели в его машину, стоявшую на противоположной стороне улицы, и поехали на Паульхейзештрассе. В квартире Циммерманов вместе с матерью оставался до 4.50.

На следующий день доктор Шлоссер сообщил следующее: «Моя мать и я у фрау Циммерман выпили по чашке кофе. Вспоминали годы детства и ждали, что придет Мартин. К сожалению, напрасно».

Гольднер, Карл.

Фолькс-театр покинул после официального закрытия бала, около 5.00. Сопровождала его Термина Хельферлих, буфетчица тамошнего кафе. В такси отправились к Гольднеру на квартиру и до сих пор остаются там».

* * *

В ту ночь эксперт лаборатории транспортной полиции доктор Альфред Геммель был на дежурстве. От скуки и чтобы не уснуть, занялся выяснением происхождения обломков черного автомобильного лака. Это дело ему поручил Вайнгартнер.

Поочередно использовал спектральный анализ, электронный микроскоп и химические тест-наборы. Меньше чем через час, к пяти утра, он уже знал, какой марки был автомобиль, но даже представить не мог, что распутал тем самым серьезное уголовное дело.

И результаты экспертизы, о значении которых он не имел ни малейшего понятия, попали в криминальную полицию только через несколько часов, когда уже было слишком поздно.

* * *

Около пяти утра комиссар Циммерман прибыл в «Гранд-отель» на Максимилианштрассе и заявил, что хочет говорить с доктором Шмельцем.

Ночной портье был ошеломлен:

— Но позвольте, в такое время!

Циммерман сунул ему под нос удостоверение и категорически потребовал поставить в известность о его визите доктора Шмельца. Но его требование портье исполнил по-своему. Вначале разбудил Хесслера, всячески при этом извиняясь. Тот появился через несколько минут, полностью одетый, сна ни в одном глазу.

Циммермана приветствовал с известным превосходством, всячески давая понять, что он скорее поверенный в делах Шмельца, чем слуга.

— Я очень сожалею, но не могу взять на себя ответственность в такое время беспокоить доктора Шмельца.

— Тогда ответственность беру на себя я, — отрезал Циммерман, изучая Хесслера с нескрываемым интересом.

Тот, избегая испытующего взгляда, теперь уже пытался произвести впечатление скромного слуги.

— Но вы должны понять, — просительно тянул он, — доктор — тяжелобольной человек…

— Это ничего не меняет. Днем он не станет здоровее!

— Вы не могли бы сообщить мне причину…

— Нет.

— Ну если вы так настаиваете…

Да, Циммерман настаивал. Не угрожал, не повышал тона — вел себя совершенно обычно.

Хесслер удалился. Минут через десять появился снова.

— Доктор готов вас принять.

Анатоль Шмельц встретил Циммермана в гостиной.

— Герр Циммерман! — начал он сдержанным, но назидательным тоном. — Хочу обратить ваше внимание, что это время весьма необычно для визитов. Вторгаться и арестовывать людей ранним утром было излюбленной методой нацистов, если помните.

При желании Циммерман мог бы ему ответить, что помнит очень даже хорошо, потому что и его однажды увели в такое утро и отправили в концлагерь. В 1944 году, после 20 августа.

Но он не сказал ничего.

Зато продолжал Шмельц:

— И ваше поведение я мог бы расценить как не только неуместное, но и некорректное.

— Я тут не по службе.

Шмельц удивленно взглянул на него. Циммерман дал ему достаточно времени для горячечных размышлений. Его сдержанность и терпение вывели Шмельца из себя. Хесслер тоже не знал, что делать.

— Я здесь как отец, — сказал наконец Циммерман.

— Отец? — Шмельц ничего не понимал, и это его беспокоило. — У вас есть дети?

— Сын Манфред. Он ровесник вашего Амадея. У них одинаковые интересы, и, кажется, они вообще большие приятели.