Свободного времени у меня было достаточно, и я решил, по примеру нашего хозяина Зиберца, заняться рисованием. Хозяин любезно поделился красками, дал также вареного масла и прессованного картона, заменявшего полотно. Рисовал я цветы и ландшафты. Сначала дело шло медленно, но постепенно я набил руку. Таланта у меня особого не было и картины были любительские, как и у Зиберца. Но местные крестьяне картины покупали. За картину я обычно получал фунт масла, а то и просто что дадут. Помню даже, содрал с Евгения 70 марок за цветы. Он мне после припоминал мою алчность. Постепенно рынок сбыта картин расширился и стал включать бельгийских солдат. Еще до нашего поселения в деревне англичане передали часть пограничной с Бельгией территории бельгийцам. Образовалась бельгийская оккупационная зона. В крупных селениях стояли небольшие бельгийские гарнизоны. Григорий отправлялся в деревню, где стоял гарнизон и, дождавшись вечера, шел к солдатам продавать картины. Дело в том, что при свете фонарика, в полутемноте, картина очень выигрывала и бельгийцы брали картины охотно. Платили по фунту кофе, а иногда и больше. Однако во второй раз в этом селении появляться не рекомендовалось…
На местном рынке фунт кофе в зернах равнялся фунту масла или же бутылке водки-самогонки. В городах соотношение было несколько иным. Нам было нелегко понять, почему немцы, даже в эти трудные времена, не могут обойтись без настоящего кофе, но это их национальная особенность.
Немецкое Рождество встретили тоскливо. В праздники, как никогда, досаждают думы о родных. В Сочельник кто-то оставил у наших дверей кулек с пряниками. Впрочем, я знаю кто. Это сестра Зиберца — старая дева. С ее лица не сходит заговорщицкое выражение, и я сердечно благодарю ее. На Новый год ветер рвет и хлопает полуоторванной ставней. Снова одолевают грустные мысли. В 12 часов за селом стрельба. Стреляет Доменик из своей винтовки. Немцы оружия боятся. Им за хранение положена суровая кара вплоть до расстрела.
Зима в 1945-46 выдалась теплая. Топлива у нас нет, но мы потихоньку ломаем сарай Зиберца. Сарай скоро завалится. В конце января снова приезжает поляк, так напугавший нас недавно. Зовут его Николай. У него связь с местной немкой, но ночует он у нас, и мы даже становимся приятелями. В конце концов, поляк, напившись и вспомнив старые обиды, избивает бургомистра и бесследно исчезает с нашего горизонта.
Евгений и Доменик закончили конструкцию самогонного аппарата и гонят водку из бураков. Водка крепкая, но вонючая. В водочную компанию вступает Григорий, и у нас появляется запас спиртного. Водку иногда удается менять на продукты, что является большим подспорьем для нашего стола. Водка также хорошее средство для поддержания духа и приема гостей.
Наш полуразрушенный дом привлекает внимание жителей деревни. По вечерам в единственном окне виден колеблющийся язычок коптилки. Ночным прохожим вероятно немного жутко, они долго оглядываются на слабо освещенное окно.
С некоторыми жителями у нас устанавливаются вполне приятельские отношения. Большинство же поприсмотрелось к нам и проявляет полное равнодушие, кое-кто настроен враждебно. Лучше всего относятся бывшие нацисты, у которых рыльце в пушку. Наиболее частый гость — сынишка Зиберцев Ганс-Юрген. Чуть его оденут утром — он уже летит через улицу к нам и требует сказку. Воспринимает он русские сказочные персонажи иначе, чем русские дети. Я бы сказал, более реалистично. Нас посещают также вернувшиеся из плена солдаты. Их привлекает наше гостеприимство и конечно водка. Взаимопритяжение образуется на почве общих переживаний в плену. Теперь всем известно, что лучше всего было в американском плену на территории Соединенных Штатов, затем у англичан. У французов было тяжело и голодно. Англичане отпускали в первую очередь антифашистов и «перевоспитавшихся». Конечно, многие приспосабливались к требованию момента. Надо, впрочем, сказать, что немецкий солдат давно потерял нацистский дух, если он у него и был. Воевал солдат, и воевал хорошо, в конце войны только потому, что союзники дали Гитлеру в руки пропагандное оружие о предстоящем закабалении немцев, превращении Германии в аграрную страну и тому подобные прелести, объединившие народ с обанкротившейся нацистской властью и затянувшие войну, — политика, игравшая на руку как Гитлеру, так и Сталину.
В американских лагерях военнопленных на территории Германии условия жизни были значительно хуже, чем в лагерях в Америке. Пример: лагерь в Ремагене и ряд других.
К нам однажды зашел молодой солдат, выпущенный из лагеря в Ремагене. Пережив голод, он совершенно опустился. Когда я зачем-то вышел на минуту, он убежал, прихватив мою авторучку и топор. Пришлось его разыскивать. Топор я отнял, а ручка так и пропала.
Особенно памятная встреча произошла с вернувшимся из английского плена солдатом, родственником владельцев местной пекарни — Гюнтером. Он зашел к нам на огонек. После хорошей выпивки, как водится, расчувствовались и начали жаловаться на судьбу. Проводил я его домой за полночь. Выпивки он не забыл…