Международное право считает, что единственная задача в отношении военнопленных заключается в том, чтобы воспрепятствовать им принимать дальнейшее участие в военных действиях. Отсюда следует, что лишение военнопленного свободы должно носить предупредительный, а не карательный характер. Отсюда следует также, что военнопленный, как патриот своей родины, имеет право стремиться к возвращению в свою армию. Командование же армии, в руках которого находятся военнопленные, вправе удержать их, а в отношении военнопленных, пытающихся бежать, может применять меры дисциплинарного воздействия. Однако международное право, в частности ст. 8 Приложения к IV Гаагской конвенции 1907 г., предусматривает, что военнопленные, удачно совершившие побег и вновь взятые в плен, не подлежат никакому взысканию за свой прежний побег. Командование армии в этом случае может подвергнуть военнопленного более строгой форме охраны. Таким образом, уголовная ответственность за попытку побега исключается.
Гитлеровское военное командование грубейшим образом нарушило эти общепризнанные нормы международного права. Нацистские оккупанты установили тяжелую уголовную ответственность за побег и попытку к побегу военнопленного. В этих целях был издан приказ под кодовым наименованием «Кугель» («Пуля»), который предусматривал, что военнопленные, пойманные при попытке к бегству, должны заковываться в кандалы и направляться в лагерь Маутхаузен и там подвергаться действию приказа «Кугель», т. е. смертной казни.
Гитлеровское командование применяло и другие методы убийства советских военнопленных, среди которых значительное место занимало использование их на каторжных работах, на очистке минных полей и т. п.
В заключение следовало бы привести выдержку из письма Альфреда Розенберга Кейтелю от 28 февраля 1942 г.: «Участь советских военнопленных в Германии является величайшей трагедией... Большая часть из них умерла с голоду или погибла в результате суровых климатических условий. Тысячи также умерли от сыпного тифа.
Начальники лагерей запретили гражданскому населению передавать заключенным пищу, они предпочитают обрекать их на голодную смерть.
Во многих случаях, когда военнопленные не могли больше идти от голода и истощения, их расстреливали на глазах охваченного ужасом населения, а тела их не убирали»
Вряд ли эти признания гитлеровского министра по делам восточных оккупированных территорий нуждаются в комментариях.
Анализ приказов и всей практики обращения нацистов с советскими военнопленными показывает, что этот вопрос с самого начала был частью общей политики нацистов в отношении советского народа. Поставив перед собой цель уничтожить десятки миллионов славян, гитлеровцы в этом плане осуществляли все меры в отношений советских военнопленных. Именно поэтому общие контуры чудовищного плана уничтожения советских военнопленных были намечены еще до начала войны, как, впрочем, и сам план уничтожения десятков миллионов славян.
* *
*
Такова далеко не полная картина преступной оккупационной политики нацистской Германии. Для того чтобы сделать ее еще более полной, следовало бы более подробно остановиться на организации управления оккупированными территориями, сказать о применении здесь фашистских законов, о том, как нацисты, попирая общепризнанные нормы международного права, упразднили действовавшие до оккупации законы, как ввели свое террористическое законодательство, уголовную ответственность жителей этих территорий за действия, совершенные до оккупации и не являвшиеся наказуемыми в момент их совершения по законам страны, подвергшейся оккупации. В результате этого и под видом так называемого судебного разбирательства уничтожались десятки и сотни тысяч антифашистов.
Для полноты картины следовало бы сказать и о самой организации судебной системы на оккупированных территориях, явившейся «легальным» орудием массового уничтожения советских людей. Но и уже приведенные материалы достаточны для того, чтобы раскрыть во всей его чудовищной преступности гитлеровский оккупационный режим на временно оккупированных советских территориях.