Немёртвый камень

— Значит, он все-таки умер? — Дара слышала это, как слышала раньше предметы, к которым прикасалась внутренне. Изнутри. Но голос был громче, чище и слаще. — Тот, кто закрывал моим силам путь отсюда. Я ждала, что когда-нибудь он войдет ко мне, услышит мой зов, но он слышал только голоса прошлого. Умирая, он, наконец, прислал тебя?

— Да.

Дара тоже не говорила вслух: это было бы нелепым. Она приближалась и приближалась к Той, стараясь только не растаять в сиянии, в её воле… стараясь слышать.

Голос звенел внутри — будто говорила она сама с собой. Но второй голос был звонче. Ровнее. Совершеннее.

— Убийца артефактов думал, что я приму его. Он был глупее всех вещей, которые уничтожил за эти годы. Зачем он мне? Он способен был услышать красоту, но неспособен понять…

— Меня ты впустила.

— Ты способна. Ты слышишь. Я знала это все годы, что ты проходила мимо этого входа. Я знала это раньше, чем ты впервые появилась рядом со мной. Вспомни тот день, когда ты услышала нас.

Шепот был внутри нее, жил в ней, этот шепот принадлежал ей — так же, как она ему. Перед глазами поплыло тягучее воспоминание: дом родителей, в который она вбегает, спасаясь от преследования, и тихо-тихо забивается под кровать. И потом — голоса, но не живые голоса, а вещей. И — встревоженный голос Мечтателя:

— Фелла, у девочки исключительное дарование. Если ты говоришь, что нападение было десять дней назад — получается, что все это время ее держали предметы! Неконтролируемый выброс артемагии…

И — разгневанное рычание Бестии:

— Мне плевать, как ты собираешься контролировать это, Мечтатель, но она разбила мой щит… утюгом! По-твоему — это всего лишь выброс?!

— Двумя утюгами, — машинально поправила Дара одними губами — не могла не придраться к Бестии даже в памяти. Шепот внутри не смолкал.

— Ты слышала нас. Ты понимала нас. С самого начала ты была частью нас… И теперь мы породнились окончательно, ибо я — часть тебя, ты — часть меня…

— Кто ты? — спросила Дара у кого-то, и кажется, что у себя.

— Я — Дара, девочка из целестийской деревни и артемаг Одонара.

— Что ты?

— Я время и истина, и совершенство, превыше жизни. Я знание. Я сокровище и бесконечность путей.

— Ты — первый из них.

— Я первый из них, явившийся, когда миры были едины.

— Ты — первая, из-за которой начали убивать.

Чёрные глаза улыбались ей. И манили. Как не может манить камень.

— Я первая, которая стала для человека превыше жизни его собрата. Важнее того, что дышит и ходит. Они — станут прахом, а я — нет.

— Я знаю твоё имя… я слышала…

— Бездна имён во всех мирах. Бездна имён во всех временах. Все, кто слышал мой зов, нарекали меня, давая мне власть. Все, кто вплетал меня в песни и сказания, нарекали меня…

— Галатея…

— Они вплетали в меня в песни по-разному. И не ошибались лишь в том, что я есть. Рукотворное, ставшее сущим. Творение, превзошедшее творца.

Перед глазами Дары запестрели тысячи нитей, узлов, потоков магии. Все расплылось и словно просочилось внутрь — и пришло удивительное единение с окружающим миром, совершенная безмятежность. Времени было сколько угодно, потому что больше ничего не имело значения.

Ну, может, только Лютые Рати у ворот Одонара.

— Тебя тревожит это? Поведи рукой — и их не станет. Прикажи — и они согнут колени перед тобой. Ты хочешь кого-то спасти, кого-то из прошлого? Окажи им эту маленькую услугу — разве тебе жалко? Открой Кордон, верни запечатанные двери — если ты хочешь. Подними руку — и Семицветник поднимется из руин, а с ним казармы, дома, утварь… Для людей так важно это… им так важен мир вещей, я знаю, ведь в незапамятные времена и я была создана…

Я была создана — первое истинное произведение искусства. То, чем мой создатель решил прославить небеса… нет, он хотел прославить себя — годами придавая мне нужные контуры, и касаясь меня со своей магией, оживляя меня своим дыханием и потом, переливая в меня год за годом свою жизнь — ибо он хотел жить во мне, чтобы память о нем жила во мне, чтобы он мог обрести бессмертие со мной…

И с каждым его порывом вдохновения, с каждым новым потоком магии, менявшим мое лицо, я становилась прекраснее и обретала жизнь.

И другой маг увидел мою красоту и тоже захотел бессмертия во мне. Кровь моего создателя окропила меня, первая жертва пала к моим ногам — и подарила мне дыхание и сознание того, что я ценнее жизни смертного.

Мы ценнее жизни смертных. Мы долговечнее. Я знаю об этом, я ведь говорила с артефактами больше десяти лет… то есть, тысячелетия.

Человек был убит не из-за еды, не из-за вражды — а ради жажды прекрасного, ради обладания вещью, которая не приносит удовольствия или пользы — а дарит вечность…