Немка. Повесть о незабытой юности

Напрасно я ждала обещанные всем контрольные работы, учебный материал, списки рекомендуемой литературы. Ничего я не получила. Во время конференции я спросила у той же молодой учительницы, получила ли она учебные пособия из института, она ответила, что конечно, получила и отправила все контрольные работы и всё, что полагается. На моё письмо в институт, почему я не получаю учебного материала, мне ответили, что меня нет в списке зачисленных. В разговоре с моей новой подругой по работе, с дочерью директора школы, я узнала, что её отец в НКВД расписался за то, что он несёт за меня ответственность. И он знал, что я была занесена в список зачисленных, но его тут же заменили другим списком без моего имени. Само собой разумеется, я дала слово моей подруге никому об этом не говорить. И теперь, по прошествии стольких лет, я извиняюсь перед Тоней за нарушенное слово, но считаю, что правда должна быть сказана. А как объяснить тот факт, что меня целый месяц никто из соответствующих лиц не посмел предупредить, что я не зачислена, и мне таким образом дали возможность прослушать установочные лекции по литературоведению, языкознанию, основам русского языка, психологии, древнегреческой мифологии, диалектологии… Проводились и практические (лабораторные) занятия. И все эти годы я считала, что должна быть благодарна за это, ибо эти лекции, как-никак, повысили уровень моих знаний, хотя бы на самую малую ступеньку.

После этого разговора с Антониной я долго не могла отделаться от чувства, что я что-то наподобие подопытного кролика. И что ещё может быть? Освободят ли нас когда-нибудь? Если мне нельзя учиться дальше, как мне в дальнейшем работать учительницей?

Но жизнь идёт дальше, и мне можно работать, и моя мама гордится мною…

Кроме моей работы учителем у меня было очень много работы как у пионервожатой, и это помогало мне отвлекаться от сумрачных мыслей. Довольно часто я встречалась с Верой Шевченко, она теперь работала в Родино пионервожатой, и если она приезжала к своей матери в гости, мы всегда находили время, чтобы встретиться.

То, о чём я хотела бы ещё рассказать, произошло ещё в середине августа, вскоре после возвращения из Барнаула, то есть ещё во время каникул. Я шла к Вере. Уже смеркалось, когда я дошла до широкой улицы колхоза Свердлова. Шла я медленно, переводя взгляды с одного знакомого дома на другой. День был очень тёплый, поэтому большинство дверей, да и окон домов стояли открытыми, из них доносились самые различные голоса и звуки, по которым можно было безошибочно определить, в каком доме корову уже подоили, в каком ещё нет, где молоко уже перегнали на сепараторе, где ребёнка убаюкивают ко сну, где семья сидит за ужином за столом и т. д. Когда я приблизилась к дому моей сестры Марии, я остановилась. Может, мне зайти ненадолго к ним, я её мужа после возвращения из трудармии видела всего один раз. Нет, уже слишком поздно, а Вера ждёт меня. В этот момент я услышала, что сзади меня, довольно далеко, прозвучало выразительное „Но-о-о", значит, кто-то погонял лошадей. Мне не хотелось, чтобы меня видели, и я зашагала быстрее, причём как можно ближе к домам. И вдруг мои мысли переключились на Павла Б., вернее на разговор с Владимиром П. Какая нелепость! Будто он, Павел, любит меня. Чистейший вздор! И я теперь уже не могла себе представить, что смогла бы с ним, как раньше, непринуждённо, так запросто встретиться. Глубоко задумавшись, я шла всё быстрее. А подвода меня уже почти догнала, я слышала голоса двоих мужчин и дыхание и фырканье лошадей. Потом были шаги следом за мной, а раздавшееся: „Здравствуй, Лида" испугало меня. Возле меня шел Павел.

Прошло какое-то время, пока я осмелилась спросить, как он сюда попал. Он с отцом приехал за сеном. „Сенокос уже давно прошел", – только и смогла я в замешательстве из себя выдавить, как будто я намерена делать ему какие-то упрёки. Он заметил, что его присутствие здесь меня не радует. „Верно. Мы сено возьмем со скирды", – сказал он сухо и спросил, куда я иду. „К моей подруге Вере Шевченко", – и показала на дом, где мы как раз остановились. „Ты же знаешь её?" – „Да, я её знаю. И тебе обязательно надо к ней? Я думал, мы сможем с тобой немного побродить. Я так обрадовался, когда меня отец спросил, не хотел бы я с ним поехать в Кучук. Когда мы доехали, было уже почти темно. А когда спускались к речке, я заметил впереди нас передвигавшуюся тёмную точку, и я знал, что это ты".

Я слушала и говорила про себя: „Пожалуйста, перестань, не говори дальше…" – „Павел, я пообещала Вере, что сегодня приду к ней". Он стоял, как закаменев, передо мной. И мне пришла спасительная идея. „Пойдем, мы пойдем вместе к ней".