Немка

У моей хозяйки ждал меня опять Владимир. Он, конечно, заметил, что у меня неплохое настроение, и спросил только: «Всё получилось?» — «Через два дня меня будут слушать». — «Ты же не боишься?» — «Кто знает. Мне еще надо что-нибудь выбрать или найти». Я стала перебирать в памяти. «Девушка и смерть» — единственное, что в памяти сохранилось полностью. «А что с басней? — спросила я Володю. — Я не помню ни одной наизусть». — «Я помню». Самой короткой из перечисленных им была басня Крылова «Осёл и соловей». Он написал её на листе бумаги, и я тотчас же начала её учить. Потом мы пошли в кино. Володя хотел знать, как я отношусь к тому, что Павел женился. «Как? Можно сказать спокойно… мы же были только хорошими друзьями… и всё же. Я была потрясена. Это было так неожиданно…» — «Он, кажется, счастлив».

«Этого я ему и желаю. А ты? Как ты распрощался со своей Катей? Четыре года учебы — не так скоро…» — «Бывают же каникулы».

В комендатуру я пошла на следующий день. На мой вопрос, можно ли мне остаться в Барнауле, хотя в институт меня не зачислили, они ответили, что нельзя мне остаться. «Через неделю истекает срок твоего пребывания в Барнауле… А почему бы тебе не поступить в техникум?»

«В техникум? В какой техникум?» — «Этого я не знаю. В Барнауле много техникумов». Я знала, что в Барнауле не было педагогического техникума, где готовят учителей для младших классов. Значит, в техникум. Этого я не хотела… «Так, — сказал комендант, — мы даем тебе еще одну неделю. Но 1 сентября ты опять придешь к нам. Ясно?»

Когда я уже была на улице, вспомнила, что я же не сказала, что мне предстоят проверочные испытания в театре… Но сначала надо пройти эти испытания.

В театр я пришла точно в назначенное время, часов у меня не было, зато в театре висели часы.

Я увидела в фойе главного режиссёра, окруженного группой молодых людей, они, вероятно, после репетиции, вышли из зала. Растерянно я остановилась. Две молодые женщины — одна блондинка, другая брюнетка — приковали мое внимание. Режиссёр сказал им что-то, и все разошлись. Он и еще один маленького роста, лысый мужчина подошли ко мне. Второго мне представили тоже как режиссёра. Мы пошли в этажом выше расположенное затемнённое помещение с сидячими местами, откуда была видна сцена, у балюстрады стоял небольшой стол. Алексей Николаевич, главный режиссёр, спросил, что бы я хотела им показать. «Девушка и смерть». Они сели в третьем ряду, мне повелели остаться у стола. Меня не остановили до самого конца, поблагодарили и поаплодировали. За басню не было ни благодарности, ни аплодисментов. Потом мне следовало представить себе, что между балюстрадой и сценой протекает бурная шумящая река, а на том берегу проходит моя подруга (или мой друг), и я должна её позвать так громко, чтоб она меня услышала. И я кричала, как могла громко, махая порывисто рукой: «Ро-о-о-о-за!» Один из режиссёров крикнул мне: «Она уже слышит. Спасибо». Теперь я должна сесть за стол и сыграть швею, т. е. заправить полностью швейную машину и начать шить. По-моему, это я неплохо сделала. Оба встали, пропустили меня вперед через дверь, и мы вышли на свет. Остановившись, они очень любезно, по-дружески смотрели на меня. «Так, — сказал Алексей Николаевич, вынимая при этом из сумки ручку и записную книжку. — Теперь нам хотелось бы побольше о вас узнать. Вы приехали из провинции, это я уже знаю, и вам нужно жилье, по-моему, это в данный момент возможно».

И вдруг я подумала со страхом, они же не знают моей фамилии. Меня об этом никто еще не спросил. И бывший режиссёр нет. Только мой возраст их интересовал. Теперь только всё начнется. «Теперь фамилию, пожалуйста», — он держал ручку над блокнотом. «Герман». — «Герман», — повторил он, быстро посмотрел на меня и медленно записал мою фамилию. «И имя», — это звучало уже отчужденно. «Лидия». — «И из какого района?» — «Из Родинского района, из села Степной Кучук».

«Теперь еще вашу национальность». — «Немка». — «Но не из Германии?» — «Нет. С Волги. С 1941 года на Алтае». Мы пошли к его кабинету. В маленькой прихожей, где стояли два мягких стула, попросил он меня посидеть и подождать. Я села. Алексей Николаевич открыл массивную дверь, которая изнутри была завешена тяжелой шторой из гобелена. Они оба вошли и закрыли за собой дверь. В памяти не осталось никаких мыслей или чувств. Просто сидела и ждала… Тут пришел молодой мужчина, видимо, в спешке, и спросил, указывая рукой на дверь, хочу ли я туда. Я покачала головой. Он коротко постучал, рывком открыл дверь и исчез за занавесом. Дверь осталась настежь открытой… Так мне удалось услышать разговор по телефону с тогдашним начальником комендатуры Алтайского края: «Из Родинского района она приехала… Да, она действительно подходит и мы могли бы взять её… Я понимаю… Естественно, она не единственная такая… Всё понятно. Я только хотел спросить… Это мы уж как-нибудь объясним ей…»