Немка

Через день приехал мой зять Цвингер и увез меня в Кучук. Перед отъездом я спросила у моей матери: «А сколько лет было тёте Берте, когда она вышла замуж за Мартина?» — «31», — ответила Элла. «Видишь, мама, а мне только 23». — «В этом ничего хорошего нет, так поздно выходить замуж. Она уже разошлась с ним, просто выгнала его». В это я не могла поверить. «И где он теперь?» Смеясь, ответила Элла на это: «При такой нехватке мужчин! Женщины дерутся из-за них. Их соседка Лиза тут же приютила его». — «Берта слишком поздно вышла замуж, она привыкла быть одной, быть в полной независимости», — добавила моя мать.

Когда мы уже приближались к Кучуку, сердце мое застучало с силой… Десять лет он был моим родным селом и моим домом… Годы моей юности…

Мария, моя старшая сестра, стояла в двери, опершись на два костыля. Она уже почти не могла видеть, и только когда я уже совсем близко подошла к ней и назвала её имя, она вздрогнула, выронила один костыль, прислонилась к дверному косяку, и мы обнялись. «Сестрёнка моя маленькая». Мы сели с ней рядом и предались воспоминаниям о Мариентале, о нашем отце, нашем дворе, обо всех родственниках и знакомых.

«Может быть, мы всё-таки еще вернемся в наш Мариенталь?» Мария опустила голову и спустя время печально сказала: «Нет, никогда мы туда не вернемся. Мы теперь навсегда останемся сибиряками, или сибирскими немцами. Язык исчезнет, вы же все говорите уже почти только по-русски. Потом за русских замуж пойдете — и всё». — «Мария, — мне хотелось её успокоить. — Я знаю, об этом нельзя говорить, не надо было мне начинать об этом… Оставим это». И вдруг она как-то с лукавинкой в глазах спросила: «А когда ты нас обрадуешь и представишь нам своего… милого друга?» — «У меня нет милого друга». — «Вообще нет?» — «Я не хочу об этом говорить». — «Почему же нет? Я же твоя сестра, и хотя я почти не выхожу из дома, некоторые слухи доходят и до меня. Не может такого быть, чтоб не было парня такого, которого ты любишь или любила». — «Мария, пожалуйста». Поднятой рукой я хотела предотвратить её дальнейшие вопросы. «Но одно хочу тебе сказать, искать мужа не буду. Никогда! И если он сам по себе не придет, тогда… Тогда так и должно быть. Я теперь останусь в Барнауле, и у меня всё не так уж и плохо. (Тут вспомнилась моя работа и моё полное фиаско в институте и в театре.) И всё-таки, Мария, мы немцы, и всё это не так-то просто». И я встала.

Обе мои тётушки Анна и Берта ждали меня, тут же накрыли стол: жареная картошка, яйца, сметана, овощи, всё со двора, с огорода. Анна еще принесла банку малосольных огурцов, как неожиданный подарок собственного производства, при этом сияла она от радости на всё лицо. И как всегда, голова её обвязана белым платочком. Берта как-то избегала моих взглядов, видимо, не хотела, чтобы разговор коснулся её разрыва с Мартином. На мой вопрос, где же их дочь Алма, она ответила: «Она, наверно, после работы зашла к отцу».

Анна хотела, во что бы то ни стало, погадать мне на картах. Видимо, лицо мое приняло скептическое выражение. «Не смотри на меня так, ты уже не школьница», — смеясь, воскликнула она. При этом она вынула из кармана колоду карт и начала их смешивать. «Теперь ты их еще перемешай». Без возражений я исполнила её указание, кроме того, я еще сняла часть колоды. «Так. Теперь тишина!» Она смолкла. Карты меня не интересовали, я наблюдала за моей тётушкой. С напряженным вниманием она раскладывала карты, глаза неотрывно следовали за картами, и её губы двигались беззвучно. Потом, когда она начала открывать карты, она подвинулась вперед, брови её поднялись, молниеносно она сверкнула на меня, открыла еще одну карту. «Ты скрываешь от нас правду, Лида. У тебя есть жених? Скажи же своей старой тётке». — «Нет, моя милая тётя, у меня нет жениха и вообще нет близкого друга». — «Этого не может быть. Посмотри-ка, вот», — она показала на карты, о которых я не имела ни малейшего представления. «Хорошо. Теперь по-другому». Она собрала карты, перемешала и разложила их. «Ха, вот он опять, червовый король, совсем рядом с тобой! Ты можешь смеяться сколько хочешь. Может, ты в самом деле сама его еще не знаешь, но он придет! Я бы сказала, через несколько дней». Мне жаль было свою тётю Анну.

Со своей подругой Верой я тоже встретилась. О многом вспоминали, смеялись и о чем-то поведали друг другу. В честь нашей давней дружбы мы с Верой поменялись платьями, в которые были в этот момент одеты. Об этом мы еще годы спустя радостно вспоминали. Здесь, в Кучуке, я еще встретилась с Татьяной Ивановной Горжий, которая мне поведала о деле с портретом Кручининой в Михайловке.

В совхозе я, к большому удивлению, встретила Владимира Пащенко. Его мать перевели в здешнюю школу, и они теперь жили на центральной усадьбе совхоза. Мы встречались еще один раз, говорили о Барнауле, вспоминали друзей и знакомых, дебатировали о литературе и искусстве. Он был интересный собеседник, а я, возможно, хорошая слушательница.