Немка

Его мать хорошо знала, что я никогда не стану жаловаться Юрию (и никому другому), и продолжала плести интриги. В один из свободных от занятий дней я решила уйти, хотя… Я не знала, как мне без него дальше жить… Иногда он приходил с работы в обеденный перерыв домой, хотя было далеко, и он едва успевал, чтобы хоть немного побыть со мной вдвоём. Я надеялась, что он сегодня тоже придёт. И он пришел. В бодром настроении. Он взял меня на руки, принес в комнату и закрыл дверь.

«Я что-то тут принес», — и он подал мне какую-то квитанцию. «Что это?» — «Читай». Это был ордер на место жительства на мое имя. Комната в женском общежитии. Для меня одной. Я сидела на коленях у него и хотела встать. Он держал меня. «И у меня есть справка, что я имею право жить у тебя. Теперь мы упакуем чемоданы, сначала твой, и я отведу тебя. Потом я приду. Мне надо еще кое о чём с матерью поговорить. Надеюсь, ты понимаешь меня?» — «Я тебя понимаю, но не хочу, чтобы из-за меня страдала твоя мать». — «Она не будет страдать. Моя мать придет к здравому смыслу и успокоится». Я сложила остаток своих вещей, Юрий положил что-то из своих в мой чемодан. Он отпросился с работы на полдня, чтобы привести в порядок свои семейные дела. Мы пообедали и пошли в новую квартиру…

Узкая продолговатая комната с одним окном на передней стене. Справа железная, 60 см. шириной кровать, маленький стол у окна и кухонный стол напротив умывальника, две тумбочки «престарелого возраста», два стула. На стене два крючка. Впоследствии мы принесли из моей бывшей комнаты у Маши красивую картину с цветами и книги.

«Вот видишь, Лида, я же говорил… Прошло чуть больше месяца, и мы вдвоем…» — сказал он.

Мы были счастливы, хотя в глубине души я чувствовала себя виновной…

Моя национальность — как она воспринималась в те годы — со временем могла тяжким бременем обернуться… и сделать Юрия несчастным.

Однако любовь может быть сильнее всех невзгод… и он твердо верил в лучшее будущее.

Евтухов Г. И.

Глава 14

Матрёна Павловна — так звали Юрину мать — видимо, успокоилась. Три-четыре недели мы не виделись. За это время я узнала его бабушку и дедушку, родителей его матери, Евдокию Прокопьевну и Павла Ивановича Федько. Бабушка — всеми называемая бабушка Дуня — встретила меня, будто она меня давно ждала, а у меня было чувство, будто я пришла к одной из моих родных бабушек, узнать которых при жизни я судьбою была лишена. Её полная фигура, её низкий приятный голос, её умные карие глаза — всё её существо излучало спокойствие, теплоту и здравый рассудок и выражало доброту её сердца.

Пока Юрий с дедом на кухне немного выпивали, мы с бабушкой Дуней дружно беседовали. Обо мне она уже кое-что знала и спросила, как дела у моей мамы. Я достала из кармана письмо от моей сестры Эллы, в котором она дословно привела ответ моей матери на наше письмо. Я перевела всё письмо — оно было написано по-немецки. Бабушка тоже хотела, чтобы мы как можно скорее зарегистрировали наш брак в ЗАГСе. По-моему, она по мне заметила какую-то неуверенность и сказала: «Я хотела бы тебе кое-что посоветовать, Лида, а может быть, и предупредить… у моей дочери, твоей свекрови, нелегкий характер… Не бери это так близко к сердцу, если она иногда бестактно с тобой обойдется, незаслуженно обидит. Во избежание конфликтов лучше всего было бы не так часто с ней встречаться. Извини, пожалуйста, она моя дочь и у неё есть немало положительных качеств. Я надеюсь, ты в этом сама убедишься, хотя и понимаю, что это не так просто». Потом: «Мой внук нашел в тебе свое счастье, и я хочу, чтобы вы оба были счастливы».

Приближались выборы в Верховный Совет. Они состоялись 22 февраля 1953 года. Я не имела права голоса, а Юрию надо было идти на выборы. Без паспорта к выборам не допускали. В этот день я еще не знала, что его паспорт вовсе не потерялся, а был спрятан Юриной матерью.

«Ты нашел свой паспорт?» — спросила я за завтраком. «Да, у матери. Я объясню тебе всё потом». Домой он пришел уже после обеда, я спросила, проголосовал ли он. «Да, да, да». Он достал свой паспорт из внутреннего кармана пиджака, положил его на стол, обхватил моё лицо обеими руками и сказал: «Завтра мы с тобой пойдем в ЗАГС».

«Почему завтра?» От неожиданности я не нашла, что еще сказать.

«Чтобы не откладывать еще далее. Нашему ребенку нужен срочно законный папа». Да, я была беременна. Теперь покоя не давал вопрос, можно ли нам пожениться? А если мы придем, и нам скажут, что это невозможно? До сего времени мне не приходилось слышать, чтобы кто-то из русских женился на немке-переселенке, или наоборот. Уже вечером поздно я сказала: «Я боюсь». — «Чего ты боишься? Выходить за меня замуж?» — «Нет, Юра. Я боюсь, что нам не разрешат пожениться».

«Разрешат. Я уже был там и спросил. Разрешили».