Немка

«По свидетельству я Георгий, а дома все родственники и друзья зовут меня Юрий». — «Хорошо. Юрий, мне еще так много надо тебе объяснить, ты же меня не знаешь…» — «Я тебя знаю с первого твоего урока, и чем больше я тебя узнаю, тем ближе ты мне…» И вдруг спросил: «Ты же не замужем?!» — «Дело не в этом совсем. Нет, я не замужем, но я немка, я обязана ежемесячно отмечаться в комендатуре, мне нельзя без разрешения НКВД куда-либо поехать. Моего отца арестовали десять лет назад, и мы не получили от него или о нем никаких известий. Самая простая дружба со мной может доставить тебе неприятности». Мы уже были у нашего дома.

«Теперь послушай-ка меня». Он взял обе мои руки и сказал: «Чихать я хотел на комендатуру и её запреты». — «Юрий, пожалуйста». Испуганно я зажала его рот своей рукой.

«По моему убеждению, — сказал он твердо и уверенно, — ты и я — вот самое главное надо всем на земле. Итак, в воскресенье мы идем в кино, и тебе на размышление: ты бы вышла за меня замуж?» — «Что?» — «До свидания в воскресенье». Он открыл дверь и пропустил меня.

Совсем вне себя я ложилась спать.

Придя домой после первой смены следующего дня, я спросила:

«Клавдия Сергеевна, с кем это вы так ловко и изощрённо задумали этот поход в кино?» — «С его матерью». — «С кем?» — «С Матрёной Павловной, с матерью Юрия». — «Я её вообще не знаю, откуда она меня знает?» — «Их кухонное окно выходит во двор. Оттуда за вами наблюдает не только она, но и другие соседи. Юрина мать и его сестрёнка Лена придумали этот поход, а я вас убедила…» Я обняла её: «Спасибо». Так я узнала, что Юрий с матерью и восемнадцатилетней сестрой проживают в большой комнате двухкомнатной квартиры рядом с нами. Вторую комнату занимают Зинаида Ивановна с мужем и шестилетней дочкой.

В один из этих дней заметила Луиза А., что я выгляжу как-то не так, т. е. необычно. «Из-за квартиры?» — спросила она. «Не только». — «Ты влюбилась!» — засмеялась она мне в лицо. «Кажется…» — «Кто он?» — «Ученик». — «Какой класс?» — «Десятый». — «Как его зовут?» — «Евтухов», — шепнула я ей в ухо. В это время вошел в учительскую Орест Германович — преподаватель математики. «Орест Германович, как у вас в десятом классе ученик Евтухов?» Это, по меньшей мере, бестактно — подумала я. «Евтухов? Золотая голова! Очень хорошо! Почему вы спрашиваете? Влюблены?» — «Я нет. Я его даже не знаю». Она показала на меня. (Как она может?..) «Вы сделали хороший выбор, только…» — «Что вы хотите сказать?» Он немного растерялся. «Вы же… я имею в виду, это, с комендатурой…» — «Да, Орест Германович. Это я…»

Я отвернулась и пошла на следующий урок. Этого я от этого учителя не ожидала, хотя он, по сути, был прав. И всё-таки, Оресту Германовичу было за пятьдесят и все, кто его знал, высоко ценили его как учителя и как интеллигентного человека, одного из лучших математиков города; всеми уважаемого. И всё-таки, мне еще не понравилось, что он Георгия назвал «золотая голова». При чем тут золото? Металл?

С Георгием мы встретились опять, как договорились. Ни слова о его вопросе. Только после фильма, по дороге домой, мы остановились на подветренной стороне одного из домов, и он спросил, подумала ли я над его вопросом. Я стояла перед ним, руки на его груди: «Да, я думала, обдумывала и передумывала… Сердце мое отвечает тебе да, да, да, я бы хотела быть твоей женой. Только твоей. Но… осуществить наше с тобой желание я считаю невозможным». — «Я же тебе объяснил свою позицию». Я прижала свое лицо к его шее. «И как ты себе это представляешь? У меня нет квартиры. Ты ютишься со своей матерью и сестрой в одной комнате». — «Комната большая, места на всех хватит — это, во-первых, второе, ты знаешь Зинаиду Ивановну и её семью. Так вот, они собираются вернуться в Ленинград. Комната освободится, и мы, ты и я, займём её, может, уже через несколько дней». «Возможно, уже через несколько дней», — отложилось в моем сознании. «Да или нет? Лида».

«Да!»

Он обхватил меня и закружился со мной кругом под чьими-то окнами.

«Моя немочка из Мариенталя». Я не сказала бы, что это слово «немочка» воспринималось как особенно любезное. В те времена оно имело для меня неприятный привкус. Но произнесённое им, оно приобрело другое значение. Оно звучало доверительно, приятно.

Дня через два, я была после первой смены дома, когда вдруг рывком открылась дверь в нашу квартиру и так же рывком закрылась, и Клавдия Сергеевна со словами «чертова еврейка» возбуждённо ворвалась в комнату, с ярко пылающим лицом. «Что случилось? Где вы были, Клавдия Сергеевна?»

«У этой, там рядом», — она показала головой.

«Вы поругались?»

«Ласково выражаясь. Она ведьма!» Как могла, успокаивала я её. Потом уже спокойнее: «Такая ведьма. Инфаркт можно получить». Я думала, она расскажет о своей ссоре, но нет, ни слова.

«А почему еврейка?» — спросила я наконец. «Евреи они. Посмотрите на портрет ее младшего сына, который висит над столом — типичный еврей. Он сейчас на службе в армии. И все они носят очки, она сама тоже».

«Но Клавдия Сергеевна, очки носят многие люди, не только евреи».