На следующее воскресенье проходили выборы в Верховный Совет. Согласно конституции, каждый гражданин Советского Союза, достигший совершеннолетия, то есть 18-летнего возраста, имел право голоса. Мы, немцы, не имели такого права, но я имела право развлекать всех имеющих право голоса так же, как учитель Клементий Варфоломеевич Роор со своими сыновьями имел право занимать и доставлять удовольствие всем советским гражданам. В те времена я не рассуждала даже с малейшей колкостью об этом, скорее, я была склонна доставлять людям ка-кую-то радость и сама радовалась этому.
В день выборов мы, участники школьной художественной самодеятельности, собрались в 8:30 в учительской, расположенной напротив боковой двери на сцену. Программа выступлений нашей школы и ещё одной концертной группы из села была вывешена в прихожей у входа в школу. В зале все сидячие места (на длинных скамейках) были уже заняты. Представление началось с выступления школьного хора под руководством учителя Роора.
Публика собиралась, никто из проголосовавших, казалось, не собирался покидать зал. Все мостились на всё плотнее усаженные скамейки.
После хора выступала наша театральная группа. Сначала мы показали отрывок из «Молодой гвардии», где я играла отважную и весёлую Любу Шевцову, что-то было ещё, и в последнюю очередь — «Юность отцов».
Зал был переполнен. В последних рядах зрители уже не сидели, а стояли плотно друг возле друга на скамейках, между сценой и первым рядом сидели также плотно на полу, и подоконники были заняты. В левом проходе вдоль стены публика стояла так плотно, что невозможно было пройти. Двое молодых мужчин встречали уже редко приходящих избирателей и как-то проводили их в комнату голосования.
После спектакля, после нашего выступления, которое очень хорошо принималось публикой, мне ещё хотелось посмотреть программу следующей группы, но усталость и голод давали о себе знать, да и я была уверена, что не найду сидячего места, и вышла в зал, чтобы пробраться к выходу. Оказалось, что никакого труда не составляет пройти туда, ряды поредели. Концерт уже начался, а публика уходит. Большинство стоявших на скамейках уже встали и покинули зал. Мне было жаль концертную группу, которой уже очень трудно было заинтересовать и привлекать внимание совершенно уставшей публики. А мне хотелось всё-таки посмотреть концерт.
Одна из женщин вставала как раз со скамьи, когда я проходила мимо, и она слегка оперлась рукой на моё плечо. Она извинилась и посоветовала, если я ищу место, вперёд пройти, там уже много свободных мест.
«Хотя, там уже нечего смотреть».
При этом она покачала головой и рукой помахала туда-сюда.
«А ты только пришла и не видела, что тут школьники представляли? Жаль».
Молча, я стояла перед ней, смотрела ей в глаза, но она меня не узнавала. Она коротко передала содержание пьесы.
«Не только я, все просто в восторге от их выступления, особенно двух девушек. Я слышала, одна из них будто немка, только какая? Обе играли очень хорошо и обе говорят и выглядят как настоящие русские».
Эта женщина показалась мне просто глупой, даже сверх глупой.
«И которая же?» — тоже глупо спросила я.
«Ну… дочь или мать. Жаль, что ты не видела их, мы могли бы ещё поговорить… а мне надо уже… до свидания».
Она ушла, а я стала к стене, прямо возле двери. Как она могла не узнать меня? У меня были только слегка губы и ресницы подкрашены. Зал наполовину опустел, и публика постепенно покидала его дальше, равнодушно проходила мимо меня. И вдруг подошёл Павел, я думала, он уже давно ушёл.
«Где ты так долго был?» — опять глупый вопрос, как будто я его ждала.
«Я не мог пройти, многие хотели со мной поговорить и… про тебя спрашивали. Мучили тебя?»
«Меня? Ни один человек не интересовался мной. С одной женщиной мы разговорились, но она меня не узнала даже».
Он показал на дверь, не хочу ли я с ним уйти.
«Нет, я ещё останусь здесь», — сказала я и села на скамью. Это, чтоб только показать, что я не ждала его.
Концерт продолжался — неинтересно.
Моей хозяйке я передала разговор с той женщиной. Саша хорошо понимала ту женщину. Я нет.
Школьная жизнь шла своим чередом, был ещё один вечер танцев, на котором я много с Павлом танцевала, много шутила и много смеялась. Итак, хорошие школьные друзья.
Потом, на одной из больших перемен, Павел подошёл ко мне. Он попросил меня не уходить, он только хочет меня о чём-то спросить. И спросил:
«Почему ты не в комсомоле?»
Молчу. На этот вопрос мне не хотелось отвечать вообще, а ему тем более.
«Почему?» — он коснулся моего локтя.
«Потому что…» — я посмотрела ему в глаза.
«Потому что я недостойна быть в комсомоле».
«Лида, о чём ты говоришь? Ты, и не достойна? Кому же быть в комсомоле, если не тебе?»
Эти слова запечатлелись в моей памяти навсегда.
«Павел, ещё в 7-ом классе я пыталась вступить».
«И?»
Коротко я объяснила ему всё…
Зазвонил звонок, перемена закончилась. Он пошёл в свой 10-ый класс, а я в свой 9-ый.
Через два дня он сказал:
«Я говорил с Ковалёвым, он сказал, чтобы ты заявление подала».
Ковалёв был секретарем райкома комсомола.