Немка

Хотя «Парень из нашего города» был довоенным фильмом, но я его не видела. Таня удивлялась и сожалела об этом. Она хотела знать, нравится ли мне актёр Николай Крючков. На её вопрос, кто из всех актеров, которых я видела, мне больше всех нравится, я без сомнения ответила — Александр Невский — «Черкасов, значит», её голос звучал разочарованно. Таня достала лист бумаги и написала: 1. Черкасов. В следующий раз она спросила, кто из всех мальчишек нашей школы мне больше всех нравится. Павел Братчун, сорвалось с языка, прежде чем успела подумать — «Уже занят». — «Что ты этим хочешь сказать?» — «Он же подружился с Людмилой П. В прошлом году. Теперь они переписываются. Она в него влюбилась безумно. Это мне по секрету сказала её подруга Анна». Людмила П. была племянницей нашей учительницы географии, она была в десятом классе, когда Павел был в девятом. Тогда, в наш бал-маскарад, она была в костюме дамы из 18 века. Теперь она учится в медицинском институте в Томске. Вот оно что. Так оно и должно быть, подумала я, а вслух: «Ну и хорошо. Я им желаю счастья». Этого желала я им на самом деле, хотя и было нехорошо на душе.

Опять начались репетиции. В этот раз я должна играть пожилую женщину, которая посвятила жизнь своему знаменитому брату — ученому профессору. Не совсем моя роль, но всё-таки мне хотелось её сыграть. Кроме этого мы должны были к предстоящим выборам повторить «Юность отцов» и подготовить спектакль к роману Ал. Фадеева «Молодая гвардия».

За неделю до выборов состоялась последняя репетиция, прогон «Юности отцов», затянувшийся до полуночи. И получилось так, что только Павел и я шли в одном направлении домой. Когда дошли до перекрестка, где ему надо было повернуть направо, я спросила: «Ты же здесь где-то живешь?»

«Да, но я провожу тебя до дому, очень поздно уже». — «А я не боюсь. Что тут может случиться за пять минут?» — «А если вдруг всё-таки какое-нибудь чудовище из-за угла выскочит…» — шутливым тоном произнес Павел. Он снял рукавицы, сунул их под мышку, растопырил согнувшиеся пальцы, стал передо мной, состроив страшную гримасу: «Вот тогда ты испугаешься и узнаешь, что такое страх». — «Я уже и так испугалась и знаю, что такое страх, — громко смеясь, ответила я. — Тебе бы на сцене играть Змея Горыныча — все бы со смеху попадали». Я не переставала смеяться, а он вдруг очень серьезно спросил, почему я не прихожу на вечера танцев. Это было так неожиданно, что я ничего не нашла сказать, кроме «просто так». Мы уже стояли в нашем дворе, в трех-четырех шагах от ступеней. «А завтра ты придешь?» — «Нет. Завтра я пойду домой, в Кучук». И ему захотелось знать, пойду ли я пешком в эту дальнюю дорогу или поеду как-нибудь, и как часто я хожу домой. Так в разговоре мы перешли на тему языков — русского и немецкого. Он сказал, что знает многих из немцев Поволжья, но никто так хорошо не говорит по-русски, как я, без малейшего акцента. Мне было неприятно говорить об этом, и он перешел на скороговорки, русские скороговорки. Помню только:

1. Купи кипу пик.

2. Расскажи мне про покупку, про какую про покупку, про покупку, про покупку, про покупочку свою.

3. Корабли лавировали, лавировали, да не вылавировали.

4. Шла Саша по шоссе и сосала сушку.

Так мы стояли уже довольно долго на морозе, сами мёрзли, челюсти сводило от мороза, скороговорок и смеха.

Потом я услышала, как в нашей пристройке едва слышно скрипнула дверь — это моя хозяйка. Теперь — стоп! Надо домой. «Счастливого пути в Кучук и обратно». Осторожно я вошла в комнату, хотя знала, что Саша не спит, и муж её тоже.

Некоторое время я лежала без сна. Это был первый мой вечер с Павлом здесь, в Родино, и меня впервые в жизни проводил до дома молодой человек. Была еще ночь, когда мы с ним спали рядом в полевом стане, но это совсем другое. То, что сегодня — было так хорошо, так весело и непринужденно, ни к чему не обязывало. Мы можем быть просто хорошими друзьями. Всё другое — вон из головы, из мыслей. У него должно быть светлое будущее. И никаких помех! Особенно такой, как эта немка из Мариенталя.