Немного больше, чем любовь

А над его головой грохотал гром.

Это был тот самый дом, где они с Николаем пережидали грозу в самом начале лета. Последние минут десять дождь лил сплошной стеной. Она кинулась к калитке. Вот то самое крыльцо с проваленной ступенькой. Тяжелая, набухшая от сырости дверь поддалась не сразу. Агата навалилась на нее плечом и оказалась в сенях. Здесь по-прежнему пахло травой. Она скинула на пол ставший безумно тяжелым мокрый плащ и рухнула на скамью. Холодно. Как же холодно и страшно. А перед глазами – бледное лицо Берга:

«Я должен вернуться на яхту».

Почему?

Потому что никто не должен видеть его рядом с похищенной дочерью жены дипломата…

Ее наверняка уже ищут. С тех самых пор, как не дождались у мельничного холма.

Она подтянула колени к подбородку, свернувшись в клубок, и закрыла глаза.

Все это с ней уже было…

В тот день она проснулась позже обычного. И услышала голоса. В квартире, кроме дяди Александра, была мама. Агата кинулась ей навстречу, а мама прижала ее к себе и заплакала. Девочка ничего не понимала, а дядя Алекс отвернулся к окну и закурил. Никогда раньше она не видела его с сигаретой. Она высвободилась из объятий матери, подошла к дяде и потянула его за рукав. Алекс стоял, не шелохнувшись, и смотрел куда-то вдаль, время от времени выпуская изо рта тонкую струйку сизого дыма и тут же делая новую затяжку.

И тогда Агата спросила:

– А где папа?

Мама поднялась на ноги, вытирая слезы рукой. Дядя оторвался от созерцания города, внимательно посмотрел на Агату сверху вниз, потом на маму – и кивнул. Та снова прижала девочку к себе и прошептала в макушку:

– Папа… – и без того ее обычно тихий голос вдруг сорвался, – Агата, папы больше нет.

Это не могло быть правдой, и девочка резко обернулась к дяде, но тот, поймав ее взгляд, только покачал головой. И тогда она побежала. Мама что-то кричала ей вслед, но Агата неслась вперед. Казалось, стоит ей только остановиться – и назад пути уже не будет. Ведь только вчера рано утром они вместе с папой вернулись из коттеджа «Чайка» и, уставшие после долгой дороги, завалились спать. А вечером, когда Агата была уже в постели, они вместе читали рассказы О’Генри и хохотали как безумные.

– Мне нужно еще поработать, – сказал папа, целуя ее в лоб и поправляя одеяло, – до завтра, Агата.

А завтра Станислава Колбецкого не стало.

Она не помнила, как оказалась на том чердаке. Кажется, она провалилась в сон, но и этого не могла сказать наверняка, потому что в тот момент их с папой уютный мир рухнул. Было ужасно холодно. И страшно. Кажется, там были мыши. И пауки. Она боялась. До дрожи. До искусанных в кровь ладоней. Но она сидела, забившись в угол старого шкафа и не зная, где еще она сможет спрятаться.