Немного героина для невесты Казановы

Она прислонилась к неожиданно теплому стволу старого дуба и стояла так, закинув голову и разглядывая густую крону, пока не пришла в себя.

Похожая история с Мариной уже случалась однажды, два года назад.

Она не была близко знакома с Жанной, но часто встречалась с ней в компаниях, в маленьких подвальчиках-кафе, в гостях.

Жанна нравилась Марине хотя бы уже тем, что, единственная из всех участников тогдашних сборищ, училась не во ВГИКе и не в ГИТИСе и поэтому не выставляла на всеобщее обозрение свой ленивый, тепличный талант.

Она училась на механико-математическом факультете МГУ, и училась очень серьезно. Жанна заканчивала четвертый курс и занималась одной частной проблемой из области дифференциальной геометрии.

Ее научным руководителем был совершенно сумасшедший, как казалось Марине, старик в очках на резинке, с древним портфелем, перевязанным бельевой веревкой. Он носил лоснящийся синий кримпленовый костюм по моде шестидесятых. Брюки с пузырящимися коленками едва доставали профессору до щиколоток, демонстрируя разного цвета носки и ботинки с лопнувшими и завязанными узелком шнурками. Плечи и рукава его пиджака всегда были испачканы мелом.

По гулким коридорам мехмата профессор медленно и с трудом ходил в сопровождении двух крепких сорокалетних докторов физико-математических наук, которые с обожанием смотрели на него и поддерживали на поворотах, чтобы тот не упал.

Однако, как рассказывала Жанна, сияя глазами, внешнее безумие старика сочеталось с блестящим знанием предмета и живым умом. По словам Жанны, ее профессор был ученым международного значения, и, судя по всему, это было чистой правдой.

Жанна, красавица с внешностью куклы Барби, с длинными соломенными волосами и глазами ярко-синего, почти кобальтового цвета, любила своего «шефа» той любовью, какой дети любят своих дедушек. Второе, что она любила, была дифференциальная геометрия. Марина с трудом представляла себе, что это такое, хотя и получила на выпускном экзамене в школе пятерку по геометрии.

Неизвестно, следовала ли первая любовь из второй или наоборот, но все прочие проявления теплых чувств были, по мнению Марины, чужды Жанне.

Совершенно равнодушная к увивающимся вокруг нее мужчинам, Жанна между тем вовсе не производила впечатления девушки не от мира сего. Наравне со всеми она принимала участие в общем веселье, потягивала вино из бокала и поддерживала беседы на метафизические темы в два или три часа ночи, когда вино заканчивалось и пили чай.

Просто иногда, в разгар вечеринки, Жанна вдруг внезапно замолкала, хватала первый попавшийся под руку листок бумаги и принималась бегло испещрять его какими-то формулами и схемами.

В такие моменты бессмысленно было пытаться отвлечь ее от этого занятия — она никак не реагировала и витала где-то в своих геометрических облаках.

Жанна обычно «пропадала» около получаса, а затем как ни в чем не бывало «возвращалась» к беседам, чаю и веселящимся гостям.

Поначалу эта ее особенность вызывала недоумение и насмешки. Ее дразнили «поэтессой», а исписанные ею листочки — «виршами».

Позже к этому привыкли. Никому не приходило в голову усомниться в ее здравомыслии. Напротив, ее увлеченность любимым делом вызвала уважение и даже тайную зависть остальных.

Все были влюблены в нее.

Однажды, когда Жанна только сдала зачеты и кончилась весна, ее любимый, ее математический дедушка вдруг, не болея, за один день умер.

Она узнала об этом, когда пришла на факультет первого июня, чтобы узнать расписание экзаменационной сессии. Напротив доски с расписанием стоял черно-красный щит с увеличенной фотографией старого математика.

Рассказывали, что Жанна мельком взглянула на траурную доску, затем переписала в тетрадку расписание экзаменов и отправилась домой готовиться.

Первым в расписании был ее профилирующий предмет. Естественно, старика в списке экзаменаторов заменили на какого-то доцента.

На подготовку к экзамену у Жанны было пять дней.

Первого июня она пришла домой около шести часов вечера, села за письменный стол, заваленный книгами и записями, открыла тетрадь с конспектом лекций любимого профессора и погрузилась в подготовку к экзамену.

Легла в постель она только через пять дней. И это была постель в палате на третьем этаже Института психического здоровья, роскошного храма психиатрии на Каширском шоссе, о котором было известно, что он имеет непосредственную связь с кабинетом психиатра университетской поликлиники. Три четверти поступающих в стационар института составляли студенты университета.

Забрали Жанну после того, как шестого июня в девять часов утра она попыталась сдать экзамен. Жанна явилась босиком и в белом кружевном платье невесты, с белыми лилиями, вплетенными в длинные соломенные волосы.

Подойдя к столу экзаменационной комиссии, она сгребла все билеты, разорвала их на мелкие кусочки и принялась посыпать этим мусором головы ошеломленных экзаменаторов. Проделывая все это, она тихо посмеивалась.