Немного героина для невесты Казановы

Марина никогда не верила в безумие и считала, что человечество выдумало расстройства психики и психические болезни. Выдумало для того, чтобы изолировать от себя за высокими толстыми стенами слишком талантливых, слишком добрых или совестливых, слишком выбивающихся из общего строя. А по этим признакам многих Марининых знакомых можно было запереть в психушке.

Она звонила родителям Жанны и умоляла их забрать дочь из больницы.

— Нельзя верить психиатрам, когда они уверяют вас, что вы больны. У них работа такая — сводить человека с ума.

Но мать Жанны плачущим голосом твердила одно и то же: вот ее подлечат, тогда…

В конце июня Марина, очень жалея подругу, нашла время и поехала навестить Жанну в институте на Каширке.

Храм психического здоровья поразил Марину тем, что совершенно не походил на сумасшедший дом, как его принято представлять.

Стеклянные двери открылись сами, как только Марина приблизилась к ним. Внутри все сверкало чистотой, но не больничной, а скорее офисной. Персонал был вежлив и предупредителен, как сотрудники какой-нибудь инофирмы. Пахло зеленью и цветами из горшков. Вместо обшарпанных стульев в коридорах стояли кожаные кресла и диваны.

Марину проводили на третий этаж. По чистому коридору, уставленному мягкой мебелью и кадками, осторожно обходя все препятствия, прогуливались аккуратно одетые молодые люди с печальными и умными глазами. Никто не разговаривал, не гремели ведрами санитары, не хлопали дверями медсестры. Тишину нарушал только шорох шагов молодых сумасшедших.

Жанна сидела в кресле посреди одиночной палаты с телевизором и пальмой. На белом табурете перед ней лежало красное пластмассовое яблоко. Жанна держала на коленях доску с прикнопленной бумагой и рисовала натюрморт — искусственное яблоко.

Она не ответила на приветствие Марины ничем, кроме бессмысленной улыбки и взгляда неподвижных, словно сделанных из синего стекла, глаз.

Марина пыталась заговорить с Жанной, было страшно жаль ее. Но реакция оказалось такой же.

Жанна отложила рисунок и уставилась на экран выключенного телевизора. Глаза забегали, следя за изображением, видимым одной только ей.

Взгляд Марины упал на рисунок. Яблока там не было, а была выполненная карандашом в безупречной академической манере бесконечная лента Мебиуса.

Дождавшись медсестры и тихо притворив за собой дверь, Марина в ее сопровождении быстро прошла через коридор, добралась до выхода из института и покинула его.

Вечером этого же дня финн улетел на родину, и обязанности управляющего целиком легли на плечи Сергея. В эти обязанности, кроме всего прочего, теперь входило и принимать журналистов с милицейскими чиновниками, и устраивать похороны.

Он сбрил бороду и снова стал выглядеть совсем молодым человеком. Юля вернулась в Москву — «нажимать на все возможные кнопки», как она выразилась.

До вылета в Венецию Марине оставалось двое суток. Утром в понедельник остальные участники шоу должны были ждать ее в аэропорту. Она твердо решила лететь. Если и в Венеции горничных с ее этажа станут находить утонувшими в каналах, значит, связь есть. И ее необходимо прервать.

Никакой помощи следствию она оказать не могла, разве что вспомнить, кто такой рыжий бандит, сующий отмычку в дверь Гошиной квартиры.

О маленькой записной книжке в мягком кожаном переплете, пылящейся в глубине бара, она почти забыла.

Двое суток Марина просидела с ногами на диване, разглядывая художественные подробности пары рук, заправляющих патрон в барабан револьвера. Картина не имела названия, зато в стене сразу за ней прятался сейф. В таком сейфе с большим комфортом могла разместиться пара килограммов героина, если бы Марина захотела. Но она не прятала их, она даже не видела их.

Среди тех, кто принял участие в событиях, все меньше людей верили Марине.

В воскресенье вечером Сергей постучался в дверь Марининого коттеджа. Ей показалось, что даже на его лице написаны враждебность и отчуждение.

— Я принес тебе бутерброды и кофе. — В день убийства они перешли на «ты», будто выпили на брудершафт. — Ты совсем ничего не ешь.

Он развернул на столе белую крахмальную салфетку и разложил на ней ржаной хлеб, жаренную ломтиками рыбу, зелень петрушки и помидоры. Марина вяло посмотрела на еду и отвела взгляд.

— Что интересного в Москве? — Сергей придвинул стул к дивану.

— Ничего. Я перевернула все в своей квартире. Ничего похожего на героин.

— Ты поступила очень неосторожно, отправившись в Москву одна.

Марина пожала плечами.

— Я внимательно смотрела по сторонам.

— А что, если бы ты вернулась на час раньше?

Марина вспыхнула.

— У меня не было такой возможности.

— Марина, аккуратней, я не собираюсь ни в чем подозревать тебя.

Некоторое время они оба напряженно молчали. Потом Сергей заговорил снова, медленно, делая большие паузы между предложениями.

— В этой истории я не могу объяснить почти ничего… Виктор убит в упор. Но он не должен был подпустить их так близко, он был отличным стрелком… В детективах такие случаи обычно истолковывают как убийство одного приятеля другим. Но Виктор прятался здесь ото всех, в том числе и от приятелей…