Немного ненависти

Сотни детей, тощих и грязных, стояли длинными рядами возле ткацких станков, сновали между машинами, катали бобины пряжи величиной в собственный рост, сгибались пополам под рулонами готовой ткани.

– Один товар в Вальбеке всегда в избытке, – прокричал Валлимир ей в ухо, – это сироты и брошенные дети! Попрошайки, лишний груз для государства! Здесь мы предоставляем им возможность заняться полезным делом.

Он мрачно усмехнулся:

– Добро пожаловать в будущее!

В одном углу корпуса располагались длинные ряды полок, по пять или шесть в высоту, снабженные переносными лестницами, но устланные лишь тряпьем. На глазах Савин с одной из них слезла девочка со спутанными волосами. Так, значит, это их постели! Они жили в этом месте. Запах был тошнотворным, жара подавляющей, шум оглушительным, а сочетание всего этого – поистине адским.

Савин попыталась заговорить, но закашлялась. Даже здесь наверху, на балконе, воздух был густо насыщен пылью, в столбах света из узких окошек роились пылинки.

– Полагаю, жалованье у них минимальное?

Валлимир как-то странно покривился.

– В этом вся прелесть идеи. Помимо выплаты в дом призрения, который их предоставил, и минимальных трат на пищу и одежду, они не получают никакого жалованья. По существу, они… приобретаются нами в пользование.

– Приобретаются. В пользование. – Савин по-прежнему говорила совершенно бесстрастно. – Как и любая другая деталь механизма.

Она взглянула вниз, на свою новую портупею, доставленную ей на днях. Как она тогда радовалась! Настоящий шедевр. Сипанийская кожа, серебряные вставки, инкрустированные драгоценными камнями и изображающие сцены из «Падения магов». Сколько детей она могла бы купить на эти деньги? Сколько детей она купила на эти деньги?

– Сперва мы нанимали опытных ткачей, прежде работавших вручную, но на практике необходимость в них оказалась невелика. Дети обучаются обслуживать машины едва ли не быстрее, а хлопот с ними в десять раз меньше. – Валлимир повел рукой, указывая на жужжащие машины, на кишащие вокруг них маленькие фигурки. Впрочем, это казалось скорее жестом судьи, указующего на преступление, нежели зазывалы, приглашающего на спектакль. – Учитывая более современную технику, плюс сниженную стоимость труда и размещения рабочих, этот корпус приносит больше прибыли, чем два других, вместе взятых. И его гораздо легче контролировать.

Валлимир кивнул в сторону массивного бригадира, расхаживавшего по цеху. Савин увидела, что за спиной тот держал палку. Или было бы правильнее назвать это хлыстом?

– И как долго они работают? – прохрипела она сквозь ладонь, непроизвольно прижатую ко рту.

– Смены по четырнадцать часов. Дольше оказалось непроизводительным.

Савин всегда гордилась своей выносливостью, однако нескольких минут, проведенных здесь, оказалось достаточно, чтобы у нее закружилась голова и она схватилась за ограждение. Четырнадцать часов тяжелого труда в этой пыли и шуме, день за днем! К тому же тут было жарко, как в печи Делателя, – любимое выражение ее отца. Она уже чувствовала, как пот щекочет кожу головы под париком.

– Почему здесь так жарко?

– Немного прохладнее, и пряжа начинает слипаться, машину может заесть.

Она сомневалась, что где-либо прежде в пределах одного места сознательно порождалось столько человеческих страданий.

– В том, что касается бизнеса, единственная правда – это прибыль, – произнесла Савин, кладя руку на плечо Валлимира. – А убыток – единственное преступление.

– Разумеется.

Что-то подсказывало Савин, что у них обоих были свои сомнения. Но она могла свалить все на него, этого бескровного ублюдка, а он обвинить во всем ее, эту суку с кремнем вместо сердца, и без сомнения, их прибыли послужат смазкой для любых скрипящих сочленений в их совести. В конце концов, если они не добьются эффективной работы своих предприятий, всегда найдется какой-нибудь другой фабрикант с более крепким пищеварением, ожесточенным неудачами. Станут ли их рабочие плакать по ним, если их вышвырнут из бизнеса? Или тут же бросятся к другому нанимателю, на которого смогут изливать свои мелочные жалобы?

– Хорошая работа! – прокричала она в ухо Валлимиру, хотя ее голос звучал несколько сдавленно. Из-за жары, разумеется. А также шума. И пыли. – Я просила вас сделать фабрику прибыльной, и вы это сделали, невзирая на чувства!

– Чувства для фабриканта еще более опасны, чем для солдата.

Где-то готовили еду, и до Савин долетела струйка запаха. Что-то похожее они давали собакам в поместье ее матери. Она прижала руку ко все еще ноющему животу, но почти не ощутила его под костями корсета. Ей вспомнилась ее фабрика по производству пуговиц и пряжек в Хольстгорме, где маленькие пальцы лучше годились для мелкой работы. Неужели и там такие же условия? Или еще хуже? Савин облизнула губы, сглотнула кислую слюну.

– Тем не менее, я бы рекомендовала вам рассмотреть возможности улучшить им условия. Может быть, соорудить во дворе отдельные жилища? Чтобы они спали в чистом месте. И еду получше.

Валлимир поднял одну бровь.