Немного ненависти

– Роскошь – это расточительство, – пояснила Савин, – но тяжелые условия могут снизить производительность. По моему опыту, здесь необходимо найти баланс. В конце концов, с лучшими условиями у вас, возможно, получится удлинить смены.

– Интересное предложение, леди Савин.

Валлимир медленно покивал, двигая челюстями и глядя вниз на детей. От этого зрелища сжалось бы не одно сердце – но сердцам нечего делать в бизнесе. По крайней мере, сердцам, которые легко сжимаются.

Савин раздвинула губы в улыбке:

– Ну что, может, теперь я наконец взгляну на ваши книги?

Середину первого, и самого большого, корпуса занимала огромная станина, посередине которой вращался вал, приводящий энергию от реки посредством нагромождения шестеренок, рычагов, кривошипов и ремней, способных свести с ума любого механика, к двум рядам больших ткацких станков, выстроенных вдоль цеха. С гигантских бобин тянулась паутина сматываемых нитей; со скрежещущих катков сползала ткань различных расцветок и узоров. Вокруг станков хлопотали люди, мокрые от пота, черные от смазки, со сжатыми губами и жесткими взглядами. Если работники третьего корпуса были способны разбить ей сердце, работники первого, похоже, предпочли бы скорее размозжить ей череп.

Савин не ожидала встретить у рабочих теплые чувства к себе. В конце концов, она создала себе репутацию, выставляя напоказ собственное богатство, а такие вещи не пользуются успехом у бедноты. Однако в том, как эти люди смотрели на нее, было что-то особенное. Холодная, спокойная сосредоточенность их ярости беспокоила сильнее, чем любые гневные вспышки. Она уже не считала свою охрану избыточной, наоборот, ей начинало казаться, что охранников могло бы быть и побольше.

Она мягко тронула Лизбит за локоть.

– Тебе не будет сложно выйти наружу и распорядиться, чтобы экипаж подогнали к воротам?

От жары щеки горничной раскраснелись, на них проступили неровные пятна.

– Но разве нам стоит сейчас уезжать, миледи? – пробормотала она, бросая озабоченные взгляды на рабочих.

– Лучше не показывать свою слабость. Ни нашим работникам, ни партнерам, – отозвалась Савин с прежней обходительной улыбкой. Дама со вкусом всегда должна улыбаться.

Она была не из тех, кого может обескуражить чужая ненависть – ни со стороны рабочих, ни со стороны соперников, ни со стороны всех, кого она запугивала, подкупала или шантажировала, чтобы добиться своего. Ведь лишь когда тебя по-настоящему ненавидят, ты можешь знать наверняка, что победила. Поэтому она встретила их бурлящую неприязнь с выражением непринужденного превосходства, проходя мимо них с развернутыми плечами и высоко поднятым подбородком. Если ей суждено быть заклейменной как злодейке, пусть будет так. Вообще-то именно среди злодеев обычно встречаются самые интересные типажи.

Контора Валлимира располагалась в самом конце цеха – нечто наподобие коробки, водруженной на раму, под которой были беспорядочно составлены бочонки и ящики. Снаружи имелся балкончик, откуда владелец мог наблюдать сверху за рабочими, взирая на них, словно король на своих подданных. Или императрица – на своих рабов.

Полковник чопорно поклонился, приглашая ее подняться:

– Прошу вас. Не торопитесь, изучите все как следует. – Он повернулся и нахмурился, бросив взгляд на десятки угрюмых рабочих. – Впрочем, может быть, сильно задерживаться тоже не стоит.

Дверь закрывалась на два замка и крепкий засов; она была настолько массивной, что Савин лишь с некоторым усилием смогла закрыть ее за собой. Она тут же рванула крючок, застегивавший воротник ее жакета, пытаясь взмахами ладони слегка освежить потную шею, но атмосфера в конторе была не намного менее удушающей, чем в цеху, а выматывающий нервы грохот механизмов почти настолько же угнетал.

Под ее ногой простонала плохо пригнанная доска, когда она шагнула по направлению к столу Валлимира с наваленными на нем стопками гроссбухов. Савин терпеть не могла халтурно сделанные вещи, тем более на предприятии, которое она частично оплачивала, однако в данный момент у нее были заботы посерьезнее. Она проскользнула мимо стола к окну, потирая одной рукой горло, где от растущего беспокойства ощущалась почти болезненная сдавленность.

Улица снаружи была безлюдна. Ну разумеется, ведь все на работе, а что, кроме работы, могло привести людей в этот проулок с шипастыми стенами и запертыми воротами, возвышающимися корпусами и грохочущими механизмами? И тем не менее в этом спокойствии было что-то неправильное. Какая-то тяжесть в воздухе, словно затишье перед бурей. Савин посмотрела вдоль пустого переулка, хмурясь и кусая губу, думая о том, удастся ли ей убраться отсюда, пока…

Из-за кирпичного угла соседней фабрики выскользнул человек. За ним последовали другие – группа человек в двадцать или больше. Рабочие в бесцветной одежде, точно такие же, каких Савин могла видеть в Хольстгорме, в Адуе, в любом другом городе Союза. Точно такие же, как те, что работали внизу, за единственным исключением: они двигались украдкой, словно составляли единое животное, имевшее одну цель.