– А потому что без денег я не могу жить. А без асфальта в Овсянке, спонсоров и декоративных усадьб – могу, хочу и буду. И чтобы уважать человека, мне достаточно знать, что он тоже жил без всего этого.
Снаружи, под енисейским небом, дело шло уже к вечеру. Во дворе было пусто, только два мужика в фуфайках и шапках-пидорках рубили дрова на полупаркетном настиле. Я подошел к ним, поздоровался. Они ответили вежливо и отстраненно, как незнакомому начальству.
– А чо, мужики, – спросил я, придав голосу гопницкие интонации, – Вы читали книжки Астафьева?
Мужики радостно осклабились в мою сторону щербатыми никотиновыми ртами. Признали своего.
– А хрен ли нам его книжки читать! – сказал один, с сединой на черных висках, – Мы с ним водку пили.
– Ну, и как он? – спросил я, тоже лыбясь.
– Да, нормально, – отвечал все тот же, собирая в охапку дрова – Иногда сам за бухлом бегал.
– А тебе как? – спросил я другого, молодого и рыжего.
– Я с ним не пил, – отстраненно улыбнулся молодой, – Я не местный. Это он пил, он местный.
– Местный… – сказал я, – А у Астафьева, правда, такая усадьба была?
– Да, ну! – махнул рукой в верхонке местный, – Так богато тут никто не жил. А они не богаче других были. Это щас понастроили… Бухать приезжают. Офицанточки тут у них… Живому ему чо-то таких домов не строил никто.
– А чо с дровами будете делать? – спросил я.
– Работники музея скомуниздят, – сказал тот, кто пил с Астафьевым.