Немного о потерянном времени (СИ)

— Видишь ли, мне странно слышать это именно от тебя, — папа Влад не спеша налил две кружки кофе. Как всегда, его фирменный густой черный кипяток с двумя ложками сахара. Бодрит до свиста ветра… в ушах.

— Ты наблюдал практически из первого ряда за моим завоеванием твоей матери. Женщины с ребенком, заметь, — хмурится, потом смотрит на меня с недоумением на всем лице. — И да, когда я начал свой безумный завоевательный поход, она, как ты знаешь, давно была замужем. И даже вроде как внешне вполне благополучно. Но я понимал, что лишь рядом с ней смогу жить, только в ее воле мое счастье, поэтому плевать я хотел на обстоятельства. А ты даже позвонить или написать своей зазнобе не можешь. О чем тогда речь?

Ну, в таком ракурсе ситуация выглядит нелепо. Да, дерьмово, откровенно говоря, выглядит.

И я тоже. Красавчик.

Молчу. Пьем в тишине кофе, потом я, не от большого ума, ляпаю:

— Ну, я связан контрактом.

Острый, полосующий до костей взгляд, которым отец меня мгновенно разделал на стейки, и спокойное:

— Об этом я вообще слова доброго не скажу, ибо нет у меня даже морального права, — и пока я думаю, что вроде он меня песочить не собирается, хотя вполне может себе позволить и имеет все права: и моральные, и юридические, батя горько добавляет, — Сам дурак.

— Кто? — офигеваю.

Отец допивает кофе, встает к раковине вымыть чашку и хмыкает:

— Да мы оба, если разобраться.

— Дебилы?

— Трусы.

Вот это прямо жестко, пап!

— Но ты же справился?

— Когда я держу Марго за руку, то думаю, что да… а когда вокруг нее происходит какой-то движ, то начинаю сомневаться.

Что за вечер откровений, бл*?

— В ней?

Папа Влад убирает чашки, достает увесистые фамильные хрустальные коньячницы. Так, время тяжелой артиллерии пришло.

— В себе. Достаточно ли я уделяю ей внимания и времени, проявляю ли я любовь так, как это нужно ей, и вообще — что она там чувствует ко мне сейчас. Любит ли? А, правда?

Ставит на стол вазочку с конфетами, тарелку с сыром, блюдечко с дольками лимона. И бокалы с его любимым «Карлом Мартеллом». Раньше всегда меня под*бывал при этом, вспоминая Карла Маркса и арабов при Пуатье. А сейчас даже не усмехается. Хреново.

Что тут сказать?

— Да ну, бать, не может…

Жестом останавливает мои миротворческие потуги. Смотрит в глубину бокала, где блики на поверхности от маминой любимой гирлянды обещают умиротворение и покой. А потом, поднимает голову и смотрит четко в глаза:

— Может-может, потому что проблемы мои с самооценкой армия в свое время не решила, и звание доктора наук, гранты и прочее научное признание тоже не справились.

Ну, я как бы охренел, но, может, чего не догоняю у них в отношениях?

— Ты ей не веришь, что ли?

— Верю. Только когда Марго рядом, смотрит одобрительно или восхищается, чувствую себя нормальным, живым, достойным. Но сомневаться в глубине души — достаточно ли я хорош для нее, не перестаю, — голос отца звучал глухо и надтреснуто.

Вот ведь его родители покорежили, суки.

История из детства — неподъемная почти, поэтому выдыхаю уже как-то без особой надежды:

— И зря. Ты для нее — самое то, что нужно.

Хмыкает.

Чокаемся.

Молча выпиваем.

И сидим так в летней тишине и отблесках новогодней гирлянды до того самого момента за полночь, когда на кухне появляется мама. Она уложила Ника, поработала у себя в кабинете над очередной статьей и пришла за традиционным стаканом кипятка перед сном.

— Вы как-то засиделись, мои дорогие, — проходит мимо стола, целуя отца в висок и меня в макушку. — Все, пришла злая мать и изгоняет вас с кухни. Бегом оба в душ и спать. Завтра продолжите ваши посиделки на даче, — и хоть мама и звучит спокойно, но в глазах ее и жестах заметна печаль.

Но она ничего воспитательного и назидательного нам не скажет, потому что мы имеем право косячить и тупить так, как нам того хочется. Мы же не спрашивали совета? Вот мама и ждет.

А когда я после душа заваливаюсь в пахнущую лавандой постель, то вместо сна ко мне вдруг приходят странные мысли. Спасибо, что про мою семью.

Да, мелкий наш начал свой жизненный путь в таком дерьме, что никто не удивлен его настороженности, дикости и звериным повадкам.

Но удивительное дело, мой отец — гений, красавец, молодец и умница, до сих пор настолько не уверен в себе. Как так-то? Уж сколько лет прошло с беспомощного детства?

А я, раздолбай, скорый на безумные решения? Я — уверен?

Вот так и выходит, что в себе и в адеквате у нас в семье только мама, которая занимается своим ментальным здоровьем последние лет восемь. А мужики как на подбор — психи и истерички, да.

И мне пора бы может повзрослеть, а?

Пришло время отвечать и за слова, и за поступки.

Глава 19

Лада

Если бы я могла остановиться и замереть. Просто оглянуться. Хоть немного подумать. Увидеть его. Мой день сурка.

Но матери ребенка с особенностями развития и диагнозом обычно не до этого.