Немного о потерянном времени (СИ)

У меня есть перечень обязательных дел, чаще всего срочных, есть выработанный с кровью и слезами приемлемый дневной график активности, ну, и натоптанный маршрут, пролегающий между домом, магазином и поликлиникой тоже имеется в наличии. Даже гуляем мы с дочерью вдоль этого маршрута. Чаще всего заодно, а не отдельно.

Такова моя жизнь сейчас, и это беличье колесо, кажется, уже давно мерно гудит на периферии моего сознания. Так тяжело и привычно, что страшно: а если вдруг остановится? Раздавит? Погребет под обломками?

«Нет, не время для пустых раздумий», — привычно одернула себя.

Ни к чему это. Но все равно, сидя перед кабинетом лучшего невролога в городе, я удивляюсь себе — мысли в голове не о выживании шевелятся вдруг.

Ну, может, оттого, что Лиза спит сейчас на руках довольно спокойно, как и прошедшей ночью. Да, еще вчера я помогала сыну соседки с историей Средних веков, а она за это брала Лизу погулять аж на три часа днем, так что я успела и дела домашние переделать, и в ванне полежать.

Сейчас еще бы что-то обнадеживающее услышать и вообще можно будет считать, что эта осень, в отличие от прошлых, очень даже ничего.

— Лада Юрьевна, поддерживающая терапия у вас действенная, но вы же понимаете, что этого недостаточно? Я бы рекомендовал не затягивать с операцией. Вам с дочерью хорошо бы в Питер съездить на консультацию к нейрохирургу, да и оперироваться лучше там. Квота, увы, не ваш вариант. Ждать вы не можете.

— Сколько будет стоить операция? — я уже в ужасе, потому что денег нет и взять их негде.

Врач продолжает мне что-то говорить, но я будто бы оглохла: вижу, как шевелятся его губы, но не слышу. Не понимаю. Тону в своем ожившем кошмаре.

Рассчитывать на мужа бессмысленно, еще в роддоме он требовал оставить Лизу там, написать отказ, а после обещал хорошо за мной следить, чтобы через год родить нового, нормального, здорового ребенка вместо этого, неудачного. Сына вместо досадной ошибки.

Я до сих пор очень счастлива, ведь тогда смогла убедить его, что мы с Лизочкой никак не будем ему мешать и ничего не станем у него просить. И вернемся в Новгород, в квартиру, что осталась от свекрови.

Первые месяцы после рождения дочери я помню плохо.

Из роддома мы переехали в реанимацию новорожденных ДКБ №1, где неврологи с нейрохирургами пытались определить и минимизировать последствия тугого множественного обвития пуповины в родах. Пробыли мы там пять недель.

К нашей выписке в удовлетворительном состоянии под наблюдение районного невролога, Сева уже все для себя и нас решил, так что из больницы он забрал нас прямиком в квартиру матери в Новгороде. Местный невролог наблюдал нас почти год, когда появились подозрения на гидроцефалию. После обследований диагноз подтвердился, и была для начала подобрана медикаментозная терапия.

Но все это время вопрос с операцией висел над нами. И вот теперь настал момент, когда мне надо решить — буду ли я дальше держать слово и не стану беспокоить мужа, либо наплюю на его недовольство и буду бороться за будущее дочери.

— Лада Юрьевна, я списался с коллегами, есть возможность попасть на консультацию в Педиатрическую академию. Но надо спешить, профессор, готовый вас посмотреть, будет там только до конца этой недели. Если решите ехать, то хорошо бы это сделать завтра. Вот мой телефон, напишите или позвоните, как примете решение. Не затягивайте, это не в ваших интересах.

Скомкано благодарю, обещаю к вечеру дать ответ, и выхожу из кабинета с плачущим ребенком и документами в руках.

Бросив вещи на свободный пеленальный столик, стараюсь успокоить дочь. Лиза очень беспокойная и плаксивая. Я понимаю, что это следствие болезни, но на ней же диагноза не написано. Поэтому у нас вечные проблемы с окружающими, для которых я дрянная мать, что не может успокоить ребенка. Но сейчас у меня ни на какую реакцию сил нет. Совсем. Я вся там — внутри своего самого большого кошмара. Я могу потерять моего ребенка. Единственную радость, мое утешение, мое солнышко.

— Мамочка, уймите уже свою истеричку. Вы так всех детей в округе перебудите, — раздается недовольное сзади, пока я пританцовываю у столика с нашими вещами. Лиза плевать хотела на окружающих, доктор снова сделал ей больно и неприятно. Ей плохо и она громко информирует об этом окружающих.

— Я к вам обращаюсь, женщина! — нервная дама начинает переходить на ультразвук.

А у меня нет ни сил, ни слов. Я очень сильно устала, я просто падаю, я в ужасе. Одна, против, кажется, всего мира.

Но бывают и в беспросветном мраке яркие лучики, да. Из кабинета невролога выходит медсестра. Мария Сергеевна очень хорошо отнеслась к нам с Лизой, когда мы только приехали и пришли на прием с выпиской из ДКБ. С тех пор она неизменна с нами добра. И это так удивительно, что моя дочь видела хорошего от совершенно посторонней женщины больше, чем от всей своей родни, кроме матери. Про отца мы вообще не говорим.

Милейшая Мария Сергеевна злобной мегерой отчитывает и стыдит верещащую даму, а после запихивает ее в кабинет врача со словами:

— Алексей Иванович, вот вам наша «знаменитость» со своим страдальцем.