Изумление мое было столь явным и заметным, что доктор хмыкнул и подмигнул, извлекая из сейфа упаковки с лекарствами. Затем что-то чиркнул в бланках, шлепнул печати и продолжил:
— Смотрите, вот вам препараты для нормализации сна, мозговой деятельности, а также успокоительное. Вот это будете пить постоянно, а это — при сильном стрессе. Тут рецепт. Вот мои контакты. Напишите в любом удобном мессенджере — какие заметны результаты от применения препаратов через три дня, потом через пять, потом через неделю. Если что, будем корректировать. Надеюсь увидеть вас годика через пол. Не волнуйтесь, все будет хорошо.
И вот стою я, такая обалдевшая, посреди коридора с тремя лафетками и двумя рецептами. И реально не понимаю — что это было?
Но милая нейрохирургическая медсестричка бдит, подхватывает меня под локоток и увлекает дальше по маршруту. Топаю за ней в полном душевном раздрае.
Что могу сказать в итоге? Я в панике пополам с надеждой. Панику порождают результаты обследования и озвученная стоимость операции, а надежда происходит оттого, что я приняла оба успокоительных сразу.
Сейчас, ожидая с Лизонькой на руках явления волшебного внука Марии Сергеевны, я понимаю, что мне что-то в жизни придется менять. И кардинально. Возможно, радикально.
Но в конце моего тоннеля забрезжил свет, и ради того, чтобы моя крошка прожила нормальную, долгую жизнь я готова практически на все.
Даже пойти против семьи, традиций, поперек воспитания, которое, кроме боли и слез ничего мне не принесло.
Возможно, я выросла?
Да, стоя над кювезой с синеньким младенцем, проливая целую ночь беззвучные слезы, укачивая на руках красно-фиолетовую от рыданий дочь, слушая равнодушное заключение специалиста по компьютерной томографии, как-то незаметно сдохла та милая девочка Лада, которую на зависть всем соседям вырастили мои неидеальные родители. Для их гордости я всегда должна была быть безупречной.
Но не пошло ли это воспитание на хрен, если из-за него моя дочь может умереть или в лучшем случае остаться инвалидом?
И, кстати, про воспитание, семейные традиции и прочее общественное мнение…
С Русланом мне обязательно нужно в ближайшее время поговорить. Сколько можно уже тянуть этот хвост горечи воспоминаний и упущенных шансов за собой?
Как сейчас модно говорить — пора закрыть этот гештальт. Освободить и его, и себя.
Потому что за каким, спрашивается, лешим, ему сдалась придурочная старая ведьма с больным чужим ребенком?
Глава 22
Руслан
Каково это взрослому мужику сидеть на шее у родителей?
Дерьмово, вообще-то.
Они, естественно, это обузой не считают, но я-то понимаю «конфуз ситуации», бл*.
Никогда не забуду, как мама появилась у меня в палате. В ореоле солнечного света, теплая, родня, понимающая. Молча обняла, прижала и долго гладила по голове и плечам. Очень осторожно, ни разу не задела ни одного шва. Была молодцом, никаких причитаний, слез, увещеваний.
И отец держался стойко. Ну, ему не привыкать. Как тут выяснилось, по госпиталям в пору собственной безбашенной юности он попутешествовал.
— Здорово, герой. Как ты сегодня? — спросил меня папа Влад, сообразив, что мама к диалогу не готова.
— Да нормально уже. Сегодня даже с кровати сам вставал, — не терпелось похвалиться, ибо скачущий по отделению бодрым сайгаком Марк изрядно бесил. Его гипс — это такая малость, а сотряс, походу, вообще прошел мимо, но вроде прихватил мозги там, где надо. Удачно вышло.
Правда, то выражение тихой грусти, что я у него заметил, когда мои приехали, ни шло ни в какое сравнение с яростной ревностью, что всегда пылала в его глазах при виде родителей вместе.
— Ну и отлично, такими темпами мы тебя через пару недель домой заберем, да, Марго? — спокойствие и уверенность, что сквозили в словах и жестах отца, были тем самым энергетиком, который поможет мне с реабилитацией лучше всех здешних лекарств и процедур вместе взятых.
Домой, сука, домой хочу.
— Конечно, как только врач скажет, что он уже готов перенести дорогу, мы сразу же, — мама прокашлялась, но все же согласилась.
— Вот еще, здешний доктор имеет привычку держать пациентов до последнего, пока сами не сбегут. И не только лечит, нет, дорогая, он еще и воспитывает, — батя сделал «страшные» глаза и постарался легко улыбнуться.
Не напрасно. Мама хмыкнула, покрутила головой, фыркнула, а потом сказала вот совсем не то, что мы от нее ожидали:
— О, ну, и хорошо, что хоть кто-то может вас повоспитывать. Я-то с Русом успеха в этом нелегком деле не имела, да и с тобой бабушка тоже не сладила, выходит.
— Так, милая, дома про воспитательные провалы и успехи поговорим…
— А, покажешь мне педагогику? — мама хихикнула, отец по-настоящему улыбнулся, да даже я поржал: батя, наконец-то начал понимать иносказательно намеки на мамины любимые фильмы, скоро, глядишь, и до книг дело дойдет.