Немного о потерянном времени (СИ)

— Да там дело, мне кажется, мутное. И с двойным, если не с тройным дном.

— Но ты же уже поняла, откуда ветер дует? — как же я не люблю эти танцы вежливости без конкретики.

Фыркает:

— Если мои предположения верны, то ситуация очень некрасивая и болезненная для Влада выйдет. А если я ошибаюсь, и это просто так звезды раком встали, то больно будет мне, но я переживу.

Бахрома на пледе послушно под мамиными пальцами сплетается в косички.

— А давай без самопожертвования, а? — прошу без особой надежды, но вдруг?

Бл*, вот эту усталую улыбку я помню по первому курсу терапии, еще при Миронове:

— Ой, за это не волнуйся, я такое давно не практикую. Просто здесь возможна утрата, а я бы этого не хотела, ты же понимаешь.

— Мать, а не выйдет так, что он там тоже про тебя что-то такое думает? Считает себя лишним, недостойным, ненужным, а? — припоминаю все Владовы метания и выбираю предупредить мать.

А то она у меня сильно многомудрая Сова. Сейчас они вдвоем так накрутят, мне ни в жизнь не разгрести…

Мама смотрит на меня с откровенным недоумением, мол, что за бред?

— Хорошо, это отложим тебе на подумать. Скажи мне пока вот что: почему у меня все по жизни через одно место выходит?

Моя прекраснейшая мать заливается мягким, тихим смехом, а я, как дурак, улыбаюсь, наплевав на свежие шрамы на морде.

— Ну, ты бы еще спросил, почему утром солнце встает. Сыночка, ты у меня офигенный мальчик вырос: умный, красивый, фактурный, эмпатичный… но тобой до сих пор твои эмоции рулят. Не мозг, не инстинкты. Эмоции. А для жизни это тупик. Ты же еще и прощения с трудом просишь. Так что все это очень-очень плохой сценарий. Но мы его сейчас разберем и будем как-то плыть и выплывать, да, сына?

Сижу — туплю.

А с мамой так нельзя.

Когда ты выпадаешь из беседы, она тебя внезапно может так взбодрить, что и слов-то цензурных не найти:

— А скажи-ка мне, любимый старший сын, зачем тебе нужен весь этот китч, дикие приключения, преодоления и очередной подвиг, а, Русик?

Отвечаю без запинки, и очень, даже для себя самого, внезапное:

— Чтобы ты меня любила.

Матушка снова смотрит с печалью во взоре, как на сироту убогого:

— Мне для этого не нужен повод, я всегда просто люблю тебя. За то, что ты есть, за то, что ты — это ты.

Охренеть, ну, правда, обалдеть же!

Бля*, ну, не может быть!

— Ну, чтобы ты мной гордилась, и тебе не было за меня стыдно, — сжимаю зубы, потому что и по прошествии стольких лет, оно все равно накатывает.

Мама гладит по голове, спокойно смотрит в глаза:

— Никогда, никогда мне за тебя стыдно не было.

Да ладно! Быть такого не может!

— А после граффити в десятом?

Удивленно пожимает плечами:

— Тогда я больше переживала, не испортит ли это тебе оценки, отношения с учителями, и не приведёт ли происшествие нас в детскую комнату полиции. И в отдел опеки.

И вот тут я понимаю, что реально дебил. Полжизни положил хрен знает на что. Вернее, для того, чтобы заполучить, наконец, себе то, что у меня и так с семи лет было. Просто так, без подвигов, только лишь потому, что я есть. И есть она — моя мама.

Идиот.

К чему были все эти геройства, эти попытки прыгнуть выше головы, эта спешка дурацкая?

Нужно было просто остановиться и выдохнуть.

Сделать, наконец, то, о чем всегда говорила мама: «не спеши, подумай!».

Ну, что сказать? Баран.

Мама гладит меня по голове и делает то, что давным-давно должен был сделать я.

Выдыхает.

А потом, как обычно, берет себя в руки, и пока не передумала, все же советует:

— Милый, тебе нужен четкий план действий, с вилками вариативных решений при получении различных откликов системы на твои запросы и шаги.

Да, все же «профессор» для моей дражайшей матушки — это не нафталином пропитанное звание. Это образ мыслей и стиль жизни.

Думаю, что Ник в школе схлопочет кликуху «Академик», если на самом деле будет стараться матери соответствовать. И базар отфильтрует.

Надо ему сказать, что это не совсем правильный путь.

Глава 27

Лада

Как это удивительно — жить, а не существовать. Дышать, двигаться, смотреть вокруг — и видеть. Я давно уже затруднялась определить, что за число на дворе, или день недели сейчас, а уж какое время года на дворе не вспоминала, кажется, тысячу лет. И отмечала смену сезонов только из-за изменения скромного гардероба, своего и Лизы.

А вот сейчас, как будто глаза открылись.

Осень, уже наступила осень.

В этот приезд в Петербург светило нейрохирургии встречает нас лично. И радостно:

— Лада Юрьевна, спасибо за оперативность. Сегодня как раз есть окно на пункцию. Оставляйте Лизу, ждем вас часа через три-четыре. Я позвоню или сестра.

— Спасибо огромное. Очень жду вестей, — малодушно радуюсь, что когда моей крошке сделают больно, я это не увижу. И за то, что Лизонька на руки к чужой тете сегодня идет без своих традиционных воплей.

Быстро набрала тетушку:

— Алло, я свободна на ближайшие три часа.

— Отлично, подъезжай в нотариальную контору, адрес сейчас скину. Жду тебя, будем оформлять, чего там тебе срочно надо.

У дверей отделения меня остановила милейшая сестричка из нейрохирургии:

— Вас просили отправить на такси. Куда-то поедете? Или тут, недалеко в кафе посидите?