Немного о себе

Это были последние слова профессора, которые он произнес на японской земле.

Глава 21

Рассказывает о том, как я прибыл в Америку раньше назначенного срока и был потрясен душой и телом

Der капитан Шлоссенхайм сказал, Согласно с теорией Бога:

«О Брайтман, ведь это сужденье о Вами пройденной der дорога.

В свое удовольствий имеете жить, Пока понималь, старея,

Что главное — саморазвитье Der религиозный Идея».

Вот и Америка. Пароход, который принадлежит Тихоокеанской почтовой компании. Правда, называется он «Город Пекин», однако порядки на нем все же американские. Мы затерялись в толпе миссионеров и американских генералов. В свое время генералы (самые настоящие немцы) побывали на полях сражений под Виксбергом и Шилоа[334] и поэтому считали себя более чистокровными американцами, чем сами американцы. Впрочем, строго конфиденциально они готовы были признаться, что никакие они не генералы, а просто бревет-майоры корпуса американской милиции.

И все же миссионеры — самая необычная часть нашего груза. Вам не приходилось слышать, как священник-англичанин читает получасовую лекцию о накладных и вообще о грузообороте железной дороги, ну, скажем, такой, как Мидленд? А вот профессору пришлось: он устроился в ногах у смуглого бородатого человека с пронзительным взглядом, а тот обстоятельно разъяснял ему нечто подобное, да с таким знанием дела, что лектору позавидовал бы маститый писака из финансового отдела любой газеты.

— Ваш друг знает цифирь как свои пять пальцев, — сказал я профессору. — Кто он такой?

— Миссионер-пресвитерианец из миссии для япошек, — ответил профессор.

Я прикрыл рот рукой и больше не задавал вопросов.

Для разнообразия мы везем также народ из Манилы — тощих шотландцев, которые ежемесячно играют в манильскую государственную лотерею. Иногда кое-кому из них, так сказать, выпадают все козыри. Например, один из них выиграл в декабре десять тысяч долларов и теперь спешит повеселиться в Новом Свете.

Похоже, что все моряки с американских пароходов, которые плавают по эту сторону их континента, играют в манильскую лотерею, и разговор в курительном салоне то и дело заходит о шальной удаче или деньгах, которые были проиграны из-за случайного промаха. Лотерейные билеты продаются более или менее открыто в Иокогаме и Гонконге, а сам розыгрыш (тут все единодушны) небезупречен.

Мы покорились однообразию двадцатидневного путешествия. Рекламные объявления Тихоокеанской почтовой не соответствуют действительности. Их пакетботы с маломощными паровыми машинами способны покрыть положенное расстояние за пятнадцать суток только при самых благоприятных ветрах и надлежащем давлении пара в котлах. Например, «Город Пекин» развивал жалкие десять узлов, то есть тащился со скоростью, не подобающей для его громоздкого корпуса

«Вот поймаем ветер, и дела пойдут веселее», — твердил капитан. Это четырехмачтовое судно может нести изрядное количество парусов. Дело в том, что далеко не безопасно гонять пароходы через эту океанскую пустошь, обходясь «голыми» мачтами, как на атлантических лайнерах.

Однообразие моря убийственно. Мы разминулись с опрокинутой тюленебойной шхуной. Ее днище было густо облеплено чайками. В зябких предрассветных сумерках она походила на труп. Птицы чуть слышно посвистывали, они словно управляли шхуной. Даже когда Тихий океан настроен миролюбиво, биение его пульса весьма ощутимо. Уже через сутки после выхода из Иокогамы нос судна то взлетал вверх, то с шумом окунался в воду, хотя на поверхности моря не было заметно ни единого гребешка. «Идет крупная зыбь, — сказал капитан, — но вообще-то «Пекин» — очень сухое судно. Случись что, справится как-нибудь, правда, мне кажется, на этот раз нам не придется подвергать его испытанию». Капитан ошибся. В течение четырех суток мы терпели угрюмое раздражение северной части Тихого океана, завершилось это весьма тревожной ночью. Все началось с того, что море посерело, небо покрылось торопливыми облаками и поднялся встречный ветер, который сократил суточный переход на пятьдесят миль. Затем с юго-востока (прямо в борт) принесло зыбь, никак не связанную с ветром, который разгулялся поблизости от нас, и шестнадцать убийственных часов мы катались с борта на борт по склонам волн.

В тиши гавани, за завтраком в салоне корабля, под бортом которого ползал паровой катеришко, газетчик напишет, что находится на борту «величественного лайнера». В открытом море, когда рваное плечо волны заслоняет горизонт, судно это превращается в «старую калошу», «веселенькое местечко» и прочее не слишком лестное, так как тут уж приходится заискивать перед стихией.

— Штормит юго-восточное, — сообщил капитан. — Вот и разгулялась волна.