Немного о себе

Когда богатый папаша посылает своего сына и наследника вокруг света, с тем чтобы тот поумнел, хотелось бы знать, приходит ли в голову такому папаше, что существуют некие заведения, куда этого простака могут затащить его же, такие же, как и он, неопытные дружки. Думаю, что нет. Исходя из интересов такого родителя и ради удовлетворения собственного неподдельного любопытства, я решил увидеть то, что некоторые называют Жизнь (с большой буквы), и совершил длительную прогулку по ночному Гонконгу. Очень рад, что сам не являюсь счастливым отцом блудного сына, думающею, что он знает все на свете.

Порок, наверно, одинаков всюду, но, чтобы увидеть его во всей красе, нужно приехать в Гонконг.

«Конечно, дело поставлено куда лучше во Фриско[293], — сказал мой гид, — но мы считаем так: для острова сойдет». А когда толстая личность в черном халате визгливым голосом потребовала ту самую гадость, которая называется «бутылкой вина», я стал постигать всю прелесть ситуации. Это и была Жизнь.

Жизнь — нешуточное дело. Ее атрибуты — глоток приторного шампанского, которое украдено у стюарда «Пи энд Оу», и всевозможные словечки. Последними необходимо обмениваться с бледнолицыми потаскухами, которые готовы заливаться омерзительным смехом по любому поводу.

Арго настоящего чиппи, то есть «светского человека» — подвыпившего юноши-англичанина в шляпе, сбитой на затылок, — постичь трудно. Необходимо пройти обучение в Америке. Я был ошарашен богатством и глубиной американского языка, так как мне была оказана честь — меня познакомили с его особым диалектом.

Тут были девицы, повидавшие виды в Ледвилле, Денвере и диких дебрях Дикого Запада, где они «выступали» во второсортных заведениях и развратничали на все лады. Они стрекотали как сороки, опрокидывая рюмку за рюмкой тошнотворной жидкости, которая своим запахом отравляла воздух в комнате. Когда они говорили на трезвую голову, все выглядело забавным, однако спиртное постепенно делало свое дело, и вот маски были сброшены, и из их уст потекла брань с поминанием всех святых, главным из которых был сам Обидикут[294]. Многие слышали, как ругается белая женщина, а кое-кто — и я в том числе — нет. Это настоящее откровение, и если вы не слетите со стула, то сможете поразмыслить о многом, что имеет ко всему этому отношение.

Усевшись в кружок, девицы кляли белый свет, пили, несли всякую чепуху, и тогда я догадался, что все это и есть та самая Жизнь, а чтобы возлюбить ее, надо немедленно убираться прочь.

Конечно, тут не обошлось без молодчика, который вкусил один-два плода жизни и которого эти девицы могли бы надуть в два счета, стоило им этого только захотеть. Позже они действительно продали его ровно за столько, сколько он сам за себя назначил, и я стал свидетелем немой сцены. Конечно, самый верный способ оказаться в дураках — это понимать, что творится вокруг.

Наступил антракт, а потом возобновились вой и крики, принимаемые публикой за доказательство радости и веселья, которые якобы сопутствуют Жизни.

Я прошел в другое заведение. У его хозяйки не было половины левого легкого (это выдавал кашель), но все же она казалась по-своему забавной, пока тоже не сбросила маску и не принялась за свое. Все эти шуточки я уже слышал. До чего жалко выглядит Жизнь, которая не может выкинуть новенького коленца. Мой спутник сбил шляпу еще дальше на затылок и в который раз объяснил, что он — настоящий чиппи и его не проведешь.

Каждый, у кого голова не чугунная, на следующее утро почувствует себя «настоящим чиппи» после стакана подсиропленного шампанского. Теперь понимаю, почему мужчины оскорбляются, когда им подносят сладенькую шипучку.

Второе интервью завершилось тем, что хозяйка грациозно «прокашляла» нас в коридор, а оттуда — на молчаливую улицу. Эта женщина была действительно больна и сказала, что жить ей — всего четыре месяца.

— И мы собираемся посещать эти пошлые притоны всю ночь? — спросил я, оказавшись у двери уже четвертого заведения, так как опасался повторения пройденного трижды.

— Во Фриско куда лучше. Но надо же развлечь девочек. Пойдем-ка расшевелим кое-кого. Такова жизнь. А что, разве в Индии нет такого? — услышал я в ответ.

— Слава Богу, нет. Неделя такой жизни — и можно повеситься, — ответил я, устало привалившись к косяку двери.