Немного правды о мужчинах, или У меня есть я и мы справимся

– О том, что когда работал с твоим животом, я видел родовые растяжки. Это заметила даже моя ученица. Ты не совсем со мной откровенна. Простой обыватель их никогда не увидит, но я, как доктор, знаю, что такие растяжки бывают только у рожавшей женщины. Ты рожала. Когда я заполнял карту, ты сказала, что нет.

– Я не хочу, чтобы об этом знал Робин.

– Робин мой близкий приятель, но существует медицинская тайна. Ты должна мне сказать всё. Сколько у тебя было беременностей?

– Две.

– Ты их выносила удачно? – Квентон вновь начал заполнять карту.

– Да. Две беременности. Двое родов и двое детей. Мальчик и девочка.

– Я не буду спрашивать, где они. Я задаю вопросы только с медицинской точки зрения.

– Я не хочу, чтобы про это знал Робин, – вновь повторила я.

– Он не узнает. Но если ты решишь быть с ним вместе, тебе всё равно придётся ему рассказать.

– Квентон, ты же сказал, что тебя интересуют вопросы только с медицинской точки зрения. Во всём остальном я разберусь сама.

И опять операция, после которой вновь боли, синяки, кровоподтёки и опухоль. А потом ещё и ещё… Робин прибегал ко мне каждый день. Когда я могла есть, кормил меня с ложечки своими фирменными бульончиками и супчиками, шептал на ухо о том, что не забывает каждый день класть в тумбочку сто пятьдесят евро. Ещё признался, что не может спать ночами оттого, что я с собой делаю.

– Я впервые в жизни буду хирургически наращивать лоб, – однажды сказал мне чересчур взволнованный доктор. – Ты только посмотри её лоб и твой. У тебя в два раза меньше. И зубы у вас совсем разные. Придётся подтачивать твои. С носом тоже надо хорошо поработать. Они у вас очень отличаются. Твой вообще перебит.

Самое болезненное было исправлять линию волос на лбу. Доктор выжигал корни волос тонкой иглой, которую он приставлял ко лбу. Это было адски больно, плюс такой чудовищный запах, от которого можно запросто потерять сознание.

Чтобы сделать новое лицо, я долгое время ходила в повязке, похожей на кокон. Когда пришло время снять повязку, доктор посадил меня перед зеркалом, снял повязку и пододвинул зеркало как можно ближе.

– Ну что, пришло время познакомиться с незнакомкой, а точнее, со своим кумиром.

Я даже дар речи потеряла и не могла выразить свой восторг. Из зеркала на меня смотрела новая жена Данилы.

– Боже мой, какое правильное овальное лицо получилось. Какая твёрдая линия подбородка, какой большой, широкий, гладкий лоб… А какой нос… Всё изменилось. И заметь, другие делают несколько лет то, что мы сделали за несколько месяцев. Что касается волос, то с цветом и длиной сейчас поработает моя подруга парикмахер. Она занимается наращиванием волос.

Я удивлённо смотрела на своё отражение в зеркале и не верила результату.

– Так что при желании тебя от этой Жанны никто не отличит. Ты не просто её двойник. Ты её копия. Довольна?

– Более чем. Квентон, ты волшебник. Ты можешь творить чудеса.

– Это точно. Я отлично набил руку, и на живом человеке сделал всё, что раньше делал только на трупах. Скажу тебе, с живым человеком работать гораздо интереснее. Я вижу живые эмоции.

– Боже, Квентон, как я тебе благодарна! Уверена, ты сделал то, чего не сделал бы ни один пластический хирург в мире. Ты талантище!

– Это тебе спасибо за то, что не побоялась лечь под мой нож. Если честно, я до конца не был уверен в результате. Но я старался, и у меня получилось.

Вскоре пришла девушка парикмахер. Она мне сделала точно такой же оттенок волос, как у Жанны, и нарастила волосы точно такой же длины, как у неё.

Робин пришёл забирать меня из больницы с цветами. Он смотрел на меня грустным взглядом и признался, что ему кажется, будто он забирает из больницы чужую девушку.

– Робин, это я, Маша. Просто я стала другой. Немного изменилась.

– Ничего себе немного. Ты полностью поменялась.

– И ты теперь не будешь меня любить?

– Буду. Я буду к тебе привыкать. К новой. Перед глазами почему-то стоит прежняя Маша.

Этим вечером мы ужинали с Робином в ресторане. Он смотрел на меня взглядом преданной собаки, будто чувствовал, что я хочу от него уехать.

– Робин, мне нужно вернуться в Москву, – заговорила я с ним о том, что было для меня очень и очень важно.

Я заранее предугадывала реакцию Робина, и поэтому начать разговор для меня было очень сложно.

– Я это знал, – откинулся на спинку стула Робин.

– У меня нет паспорта. Но мне как-то нужно улететь.

– Мой друг – командир воздушного судна одного частного борта. Я могу поговорить с ним. Он часто летает в Москву и, возможно, согласится тебя перевезти. Неофициально.

Я взяла Робина за руку и крепко её сжала. Затем заглянула в его глаза, полные слёз.

– Я вернусь. Обещаю. Ты мне веришь?

– Я буду ждать тебя, Маша.

– Мне нужно закончить кое-какие незавершённые дела в Москве, и я сразу вернусь. Я позвоню тебе из Москвы. А ты пока разберёшься со своими кредитами. Тебе не нужно будет каждый день класть в тумбочку сто пятьдесят евро.

– Я буду волноваться. У тебя есть накопления. В тумбочке скопилась хорошая сумма.