Я хочу, чтобы рука любимого была всегда тёплой и нежной, хочу просыпаться от его улыбки, хочу дарить себя, хочу удивлять и сворачивать горы. Хочу рассказывать о том, чего он не знает, и учиться у него тому, чего не знаю я. Хочу ощущать его присутствие, его легкость, нежность, поддержку и любовь. Хочу с ним провожать закат и встречать рассвет. Хочу танцевать с любимым под лунным светом и слушать тишину. Хочу кружиться, как моя голова кружится от его улыбки. Хочется нежности, лёгкости, страсти. Хочется чёткости и прозрачности отношений, ясности, радости и общих ценностей. Хочется задвинуть прошлое в дальний угол и начать новую жизнь с чистого листа.
Роман знает меня, как никто, я его чувствую. Мы оба счастливы оттого, что не совершили ошибку и не разделили нашу общую жизнь на две. Мы не хотим разрушить то, что сохранилось. Мы, как можем, будем это беречь.
Мы оба хорошо понимали: эйфория когда-нибудь обязательно пройдёт, и начнётся реальная жизнь. И всё, что мы идеализировали, может разрушиться. Мы – реальные люди, со своими недостатками и достоинствами. У всех же бывают ссоры. Трудно иногда понять себя самого, а другого ещё трудней. Иногда пытаешься донести одно, а понимается это совсем по-другому. Но мы знали: важно просто уважение к человеку, с которым живешь, надо стараться понять то, о чём он говорит. И тогда странное слово «любовь» перерастёт в нечто большее. Нечто высшее.
– Рома, мне нужно уколоться, – дрожащим голосом произнесла я и посмотрела на Романа виноватым взглядом.
– Доченька, ты что такое говоришь? – схватилась за голову мать.
– Я правду говорю. Просто у вас с папой нет, а Ромка найдёт.
– Рома, не слушай её. Она просто так языком мелет.
– А вот и нет. Я хочу, чтобы Рома знал обо мне всё.
– Ты давно колешься? – напряжённо спросил Рома.
– Совсем нет, но я без этого уже не могу.
– Сможешь.
– Как?
– В Москву лечиться поедем.
– Это не лечится.
– Ещё как лечится. Не хватало ещё, чтобы мать моих будущих детей употребляла наркотики.
Моё лечение от наркозависмости было долгим и утомительным. Я настолько привыкла к героину и метадону, что не представляла без них жизни. Перед тем, как положить в клинику, Роман долго держал меня в объятиях, гладил по голове, успокаивал, говорил, что у меня всё получится. На собеседовании в клинике мне дали возможность пообщаться с людьми, которые долгое время сидели на игле, но смогли распрощаться с этой заразой. Со мной разговаривал психолог, который тоже когда-то кололся, но уже семь лет как чистый. Мои анализы оказались на редкость хорошими.
В результате врачи уговорили меня на УБОД, потому что я не могла представить, как смогу пережить ломку. От одних мыслей о ней меня охватывала паника. Мне сказали, что я не буду ощущать болей, потому что буду под наркозом. Сказали, что после процедуры некоторые синдромы ломки ещё могут остаться, но они быстро устранятся либо самостоятельно, либо при помощи медикаментов. Мне также объяснили, что после наркоза я ещё буду пребывать в состоянии медикаментозного сна в реанимации около семи часов. Данной процедурой мне должны были быстро и безболезненно вывести все наркотические вещества из организма. Врача вдохновило моё желание вылечиться и вернуться к нормальной жизни.
Процедура проходила под полным наркозом. Мне поставили катетер и подключили к искусственной вентиляции лёгких. После этой процедуры я отходила два дня. Когда Роман приезжал меня навестить, я всё время спала. Проснувшись, ещё сутки была слаба, не могла нормально ходить, и Роман помог мне дойти до машины. Он сказал, что не под наркотиками я ещё красивее и интереснее. В машине мне стало вновь плохо, и я начала просить дозу.
– Брось меня. Мне кажется, я никогда не вылечусь.
– Вылечишься, только нужно собрать волю в кулак.
– Пойми, у меня её нет.
– Будет, – уверенно возражал Рома.
После всех моих попыток вновь сесть на иглу, Роман схватил меня в охапку и отвёз в другой реабилитационный центр. Лечение было тяжёлым и страшным. Меня одолевала жуткая ломка, мой организм просил очередной дозы. Некоторые дни проходили в состоянии возбуждения, а некоторые в жуткой заторможенности.
Первые дни я вообще не спала и ничего не ела. Металась по палате и молила о смерти. Меня раздражал каждый звук и каждый шорох. Я кидалась на врачей и ненавидела их за каждое сказанное слово. Я не могла переносить яркий свет и разбила несколько ламп. Мне было комфортнее в темноте и постоянно хотелось от кого-нибудь спрятаться. Днём я пряталась под кроватью. А чуть позже я вообще не могла отличить день от ночи и путала свои мысли. Я не могла думать о чём-то другом, кроме очередной порции героина.