Немного правды о мужчинах, или У меня есть я и мы справимся

Через несколько дней моя жуткая раздражительность и бессонница сменились депрессией. Тяга к героину немного ослабла, но я чувствовала себя внутренне опустошённой, подавленной и полностью разбитой. Меня стали покидать силы, и некоторое время я вообще не вставала с постели. Даже в туалет ходила в судно. Я попыталась дойти до туалета, но упала. Я ещё никогда в жизни не была настолько ослаблена. Впервые за всё это время у меня появилось желание спать. Но это желание было неисполнимо. Спать не получалось. Бессонница не хотела меня покидать. Но, спустя двое суток, я всё же уснула. Целыми днями спала и больше ничего не делала. Когда просыпалась, чувствовала ужасную апатию. И вновь засыпала.

Спустя время моё самочувствие стало улучшаться. Ещё не пропало желание принять героин. Но оно уже не было таким сильным и словно отдалилось. Последующие дни я жила по инерции и не испытывала интереса к окружающей меня действительности. Мне было неинтересно смотреть телевизор, читать газеты, разговаривать с врачами. Врачи называли это «героиновой скукой». Я ела, но не чувствовала удовольствия от еды. Я даже не ощущала вкуса пищи. Любая пища казалось мне однотипной. Меня невозможно было хоть чем-то удивить или расстроить. Я оставалась равнодушной ко всему, что меня окружало.

Затем начались опять приступы депрессии, раздражения и тревожности. Во время приступов ко мне с новой силой возвращались воспоминания о героине. Я понимала: не будь я в больнице, обязательно бы сорвалась. Потом фаза «героиновой скуки» стала ослабевать, а патологическое влечение к наркотику сходило на нет. Моё поведение стало выравниваться. Вернулись сон и аппетит. Я вновь почувствовала вкус пищи.

На коллективных беседах с нами работали психологи.

– Есть ещё одна радость, кроме уколов – это любовь, – произнесла я и стала искать поддержку в глазах других наркоманов.

Психолог сказал, что это очень хорошая заместительная терапия – любимый человек вместо героина. Затем мы стали выяснять, кому какой ущерб нанесла наркомания. Кто-то из-за неё потерял семью, кто-то любовь, у кого-то из-за передоза погиб родной брат, от кого-то отвернулись родители.

Мы разговаривали о том, что наркотики позволяли всем нам уходить в мир несуществующих грёз, мир, которого на самом деле нет. Мы его сами себе придумали. Наркоманов боятся, потому что они не такие, как все, да ещё и опасны. Ребята жаловались на то, что их никто и никогда не пытался понять, а при удобном случае втаптывали в грязь.

Свидания в клинике были запрещены. Я очень сильно скучала по Роме и ждала, когда же, наконец, мы увидимся. Чем дольше находилась в клинике, тем сильное становилось чувство вины по отношению к любимому человеку. Когда произошла наша первая встреча, я бросилась к нему на шею, расплакалась, просила прощения за то, что я такая. С воодушевлением рассказывала про центр, про ребят, про психологов. У меня был хороший аппетит, но очень переменчивое настроение. Постоянно говорила ему о том, что очень сильно боюсь, вдруг Рома меня разлюбит, а пока я в клинике, и вовсе найдёт другую.

Роман улыбнулся, прижал меня к себе и сказал, что ему никто, кроме меня, не нужен.

Люди не прощают тем, кто не такие, как все. Их пытаются сломать и унизить. Все наркоманы приходят к мнению, что в этом мире их уже ничего не держит. Нам всем казалось, что нас понимают только такие, как мы: те, кто колется, нюхает или сидит на таблетках. Мы все со временем подходим к черте, когда перестаём верить в Бога, в чёрта, в жизнь и смерть. У нас одна религия – белый порошок. Если уж и умирать, то от «белой смерти», от передоза, а точнее, от кайфа. Наркотик для наркомана – это счастье. Получается, наркоман умирает от счастья.

Глава 23

Врачи отметили, что у меня явный прогресс. Я принимаю самое активное участие в беседах с другими пациентами клиники, рассказываю о том, что я обязательно всё выдержу ради любимого человека. У меня появилось много новых друзей. Я радовалась новому кругу общения. В общем, выздоравливала в полный рост. А ведь совсем недавно я считала, что не справлюсь, не смогу, сломаюсь, сдохну от передоза и дам возможность кому-нибудь станцевать на своей могиле.

Я хочу навсегда забыть, как ломает от героина, как сводит челюсти, как становишься неуправляемой, бешеной и как корчишься на полу от дикой боли. Когда ломает, просыпаются суицидные наклонности. Хочется сделать шаг с крыши многоэтажного дома или кинуться под несущийся с рёвом грузовик, только бы это быстрее закончилось. Утопиться, перерезать вены. Сколько раз я думала о смерти, и всегда боялась… Боялась, что останусь живой, калекой и вдруг захочу жить.