Немного страха в холодной воде

Улетая в бурьян, Надежда Прохоровна, бросив взгляд из-под мышки, заметила только ноги в пестрых камуфляжных штанах и высоких шнурованных ботинках.

А кто в эдакую жару способен толстенные ботинки надеть?

Конечно, только молодняк для форсу. Это они сейчас через одного в любую погоду подобные ботинки носят, камуфляжные портки в них заправляют…

Эх, в недобрый час свернула разнаряженная московская бабка в шляпке за деревенский магазин! Попалась на глаза подогретому пивом молодняку, про покупку утюга с глуховатыми бабками громко кудахтала. (Могла бы попросту объявление на грудь повесить «Богатая бабка с деньгой до магазина шлепает».) Неодобрительные комментарии под нос бурчала…

Сама, можно сказать, нарвалась. Дома-то привыкла быть настороже. (Особенно в дни выдачи пенсий, когда ушлые столичные воришки караулят пришедших в магазин для обмена купюр на продукты бабушек.) Сумочку завсегда цепко держала, по сторонам приглядывала, ворун в витринах не ловила…

А тут расслабилась. Разнежилась на природе, рот раззявила.

Эх, горе горькое! В сумочке и телефон, и деньги, и паспорт! Платочек чистый, любимая помада, что Настенька на женский день подарила…

Скупая слезинка скатилась по пыльной щеке, Надежда Прохоровна шмыгнула носом и вышла на прямую линию к центральной площади.

Тут народу было немного побольше: на линии стоял молодцеватый парень в форме сержанта милиции. Копошился в карманах, судя по зажатой в зубах сигарете, разыскивал там зажигалку.

«Неужто впервые за этот день повезло?» — скупо удивилась бабушка Губкина и добавила шагу. Сержант же, увидев потерпевшую, сигарету моментально из губ выдернул.

— Оп-паньки! — воскликнула отчего-то радостно и удивленно.

Надежда Прохоровна подумала, что радость сия вызвана событием: неопознанная городская бабушка, явно перенесшая нападение преступников и тем самыми внесшая разнообразие в тишайшую поселковую жизнь.

Горестная московская сыщица придала лицу скорбное выражение и ходом умирающей лошади потопала к сержанту.

— Какие лю-у-у-ди! — раскинув в стороны руки, еще больше обрадовался милиционер. — Роза собственной персоной!

Горестная сыщица оглянулась — никакой розы за спиной не выросло, сержант воспринял недоуменное оглядывание за попытку убежать и громко крикнул:

— Стоя-а-ать!! — Подскочил к потерпевшей и цепко схватил за запястье. — Стоять, Роза! Куда собралась?!

Надежда Прохоровна застыла от неожиданности. Выпучила глаза и не сделала даже малейшей попытки выдернуть руку из потных милицейских пальцев.

Коляня, а иных сержантов бабульки на площади не называли, довольно скалился:

— Попалась, голубушка! Снова на гастроль явилась?!

Надежда Прохоровна помаленьку возвращалась в себя. Вернула выпученные глаза на место, потянула занемевшее от тисков запястье…

Но не тут-то было. Милицейская хватка только окрепла.

— Не-е-ет, голубушка! — лучезарно улыбнулся Коля. — Никуда я тебя не выпущу! Ты тетка верткая… — С этими словами он пошарил у себя за спиной, выудил оттуда наручники, и баба Надя тихонько охнула — события развивались чересчур стремительно для истерзанного нервотрепкой мышления. — А ты как думала? — бубнил сержант, пытаясь нацепить «браслеты» на покрытые старческой гречкой руки. — Ты думаешь… — здесь простофили живут? Да? Ротозеи? А здесь тебе — не тут! Не город… Тут за версту чужого человека видно…

Надежда Прохоровна судорожно дернулась.

— Стоять! — вовсе не шутейно приказал сержант и злобно сверкнул серыми, как сельский бык, глазами. — Не дергайся, Роза! У меня не вывернешься!

Надежда Прохоровна разъяренно вскричала:

— Да ты что!! Ты что, совсем, что ль… того?! Пусти, дурак!

— За дурака ответишь, — спокойно и сурово пообещал милиционер, защелкнул на запястьях стальные «украшения» и тычком придал Надежде Прохоровне направление. — Пошли в кутузку, голубушка. Порадуем дядю Диму.

— Да никуда я с тобой не пойду! — попыталась вырваться от сумасшедшего милиционера пенсионерка Губкина и произнесла протокольную фразу: — Вы что себе позволяете?!

— Иди, иди, Розочка, — ухмыльнулся ненормальный Коля. — Нечего тут спектакль устраивать, знаем мы вашего брата, со мной этот номер не выгорит. — Остановился, оглянулся по сторонам. — А где твоя подельница, родная? — спросил почти миролюбиво.

— Как подельница?! — взъярилась баба Надя.

— А с кем ты сегодня работаешь? С Милой, с Зоей? А? Ты думаешь, мы ничего не знаем, да? Ты думаешь, — Коляня больно тряхнул закованные в наручники бабы-Надины руки, — мы вам тут безобразничать дадим?!

Театр абсурда. Сумасшедший дом объявил день открытых дверей и карнавал: ненормальному русоголовому бугаю достался костюм милиционера и наручники в довесок.

Надежда Прохоровна решила умерить темперамент и дождаться встречи с кем-то более адекватным. Спорить с обрадованным встречей сержантом было абсолютно бесперспективно — он волок Надежду Прохоровну по главной поселковой улице с лицом осчастливленного идиота, получившего даром кулек конфет в разноцветных обертках: рот до ушей, фуражка лихо заломлена, чуть ли не пританцовывает от переизбытка чувств…