— Понятия не имею. Это было всего пару раз. А почему вы спрашиваете? Стоп! Вы же не думаете, что он мог… Нет! Поверьте, я очень хорошо знаю отца Александра, он просто не способен причинить кому-то боль!
— Поверить вам после очередного факта лжесвидетельства? — пренебрежительно хмыкнул Денис. — Как давно вы знаете Серафимова?
— С детства. Жили рядом. Их дом стоял напротив: там, где сейчас новостройка. Мы были дружны и часто играли вместе: я, Надя, Александр, Таня и Леонид.
Громов зацепился за знакомое имя и осторожно поинтересовался:
— Значит, Леонид Серафимов это…
— Родной брат Александра, — кивнул писатель. — Он довольно известный художник. Вы видели его картины?
— Э… да, видел, впечатляют, — солгал Денис.
Следователь рассчитывал, что став менее официальной, беседа скорее перейдёт в нужное русло, так и вышло.
— Талантище правда? Весь в отца. Это ведь в их доме, вернее в мастерской Макара Серафимова, я впервые узнал о «свете», — глядя куда-то в окно, тихо признался Даниил. — Кажется, это было целую вечность назад, а на самом деле прошло только двадцать шесть лет.
Громов затаил дыхание, пытаясь просчитать, что таит полученная информация — специально подброшенную писателем наживку-пустышку или нечто большее?
— И кто же рассказал вам о «свете»?
— Отец Александра и Леонида… в своих картинах. Это была невероятная по эмоциональности серия! Называлась она «Когда погаснет свет».
Ромельский оживился и слегка разволновался, погрузившись в воспоминания, а в его голосе сквозило неприкрытое восхищение:
— Представьте себе десятки изображений одного и того же человека с разницей в несколько лет. Сам человек практически не менялся, трансформировались только взгляд и выражение лица: подробный путь от детского восторга до полного крушения надежд и глубочайшей депрессии. Он рисовал так своих знакомых, родственников, даже жену и детей!
В памяти следователя всплыли обрывки фраз из дневника Ромельского-подростка, изощрённо изводившего старшую сестру: «Она всё чаще плачет, совсем, как на тех картинах…». Денису вдруг очень захотелось взглянуть на сии шедевры лично, а особенно на их творца.
— Он жив?
— Макар? Нет. Умер прошлой весной.
— А где сейчас его картины?
— У Леонида, наверное, — пожал плечами Даниил, — я, признаться, не интересовался и не видел их уже очень давно.
Быстро сориентировавшись, Громов перенаправил детектива следить за отцом Александром, а сам попытался найти его брата Леонида.
Это оказалось непросто. Сотовый художника не отвечал, в студии его не оказалось. Благо четырёхкомнатные апартаменты Серафимова находились в том же доме, и уже через несколько минут следователь звонил в его дверь. К концу пятой звонкой трели, она слегка приоткрылась. Появившуюся в проёме высокую сероглазую брюнетку Денис видел впервые, а вот её голос, не слишком вежливо поинтересовавшийся целью визита, показался знакомым.
Громов представился и даже продемонстрировал удостоверение, мысленно гадая, где же слышал эти капризно-приказные нотки. Общались по телефону? Возможно. Он за последние несколько дней столько звонков сделал, что всех собеседников не упомнить.
— Капитан Громов? — в серых глазах мелькнула и растворилась растерянность, мгновенно сменившаяся недовольством. — Это вы мне звонили? Я же объяснила: ничего общего с Ремезовым у меня нет, и никогда не было! Я просто хотела нанять его репетитором, вот и всё! Вы пришли, чтобы услышать это лично? — раздражённо уточнила незнакомка, и Громов её, наконец, вспомнил.
Да это ведь одна из дамочек, регулярно названивавших Андрею Ремезову! Дизайнер, кажется. Только от встречи с капитаном она тогда наотрез отказалась, сославшись на занятость, поэтому он её не узнал. Выходит, она знакома с любителем мёртвых бабочек? Любопытное совпадение! Пообщаться с коллекционером захотелось ещё больше.
— Ирина Владимировна Скрылёва, если не ошибаюсь?
— Как будто вы не знаете! — огрызнулась женщина, даже не пытаясь быть вежливой.
— Вообще-то, я пришёл к Леониду Серафимову, а вы ему, простите, кем приходитесь?
— Женой… почти, — неохотно уточнила Скрылёва и сердито спросила: — Он-то вам, зачем понадобился?
— Интересуюсь искусством, хотел бы взглянуть на картины его отца.
— Они у Тани, а Лёни в Москве не будет до выходных.
— Таня — его старшая сестра? — вспомнил Громов рассказ Ромельского.
— Да и по совместительству мачеха, — презрительно усмехнулась Ирина, выражая своё отношение к родственнице почти мужа. — Ещё девчонкой выскочила замуж за отца Лёни — своего отчима, так что вся его собственность, в том числе картины перешли к ней! — холодного пояснила она и резко захлопнула дверь перед носом недовольного следователя.