Немного свежего хлеба (СИ)

- Да не из-за волос, - Котька понизил голос почти до шёпота. Непроизвольно, так получилось. Очень уж стыдно было ему говорить на эту тему. В глаза говорить всегда трудно. – Хотя и из-за них тоже… но не то, что ты подумал. Просто ты был таким странным, не таким, как все остальные. И меня это нервировало, как соринка в глазу, а хотелось оттянуться спокойно.

Котька опять врал, но как-то так, что и сам не понимал, где и в чём. Верни действительно его нервировал, но разве он мог сказать, что думал о его болезни и днями и ночами, но без сочувствия, а с безумным азартом? Как врач-недоучка: так, посмотрим, что там у тебя болит, угадал ли я или промахнулся? Не СПИД ли? И хотелось, чтобы был СПИД. Но не у Верни именно! Котька никогда никому не желал зла. Нет, вообще в природе, у кого-то, кого можно увидеть, услышать, тут, близко, а не по телеку в дурацких всяких фильмах и страшных передачах для подростков. Но рассказать об этом невозможно, потому что Верни будет плохо. А с некоторых пор, Котька уже и сам не знал, с каких, ему жуть как хотелось, чтобы Жене было хорошо. Наверное, потому что когда он весёлый, с ним очень здорово.

- Ты боялся заразиться? Я знаю, многие боятся, - ровный голос рассудительного Верни окончательно взбесил Котьку. Да как можно всё о себе знать и спокойно относиться к ошибкам других?! Нужно же было что-то с этим сделать! Котька удавился бы, если бы кто-то посчитал его заразным. Даже когда он болел ветрянкой в детском саду, то очень опасался, что с ним не будут дружить после. Но все стали, потому что Котька растрындел о своей болезни, как о каком-то космическом вирусе, который был послан только ему для проверки выносливости. Такой маразм, если честно. Но все поверили, и очень уважали потом.

А Верни сидел и молчал, доказывая всем, что они правы в своём идиотизме. И ведь невдомёк, что если он ходит в школу, то ничего заразного в нём нет. Любят же всякие сказки, сплетни и слухи, хлебом не корми, дай кого-нибудь побояться, а то скучно жить станет вдруг. Но Котька и сам, конечно, недалеко от них ушёл. Они хоть чисто по-человечески боялись, а он что делал? Манию величия чесал.

- Ну ты совсем ненормальный! – Котька смотрел на Верни во все глаза и не мог поверить, что в мире могут существовать такие странные люди. – Ничего я не боялся, я ж не тупой. Ты в школу ходил, от тебя училки все попадали, я просто хотел разгадать твой секрет и всё…

- Секрет? – беззвучно переспросил Верни. И задумчиво уставился прямо перед собой. – Лариса Петровна знала, что со мной. У неё можно было спросить или у меня. Я бы тебе рассказал.

Котька усмехнулся, ну совсем с нервами беда. То стыдно просто до колик, то смеяться хочется над наивностью нового двуногого друга. Друга? Вот это реальное попадалово…

- Ну ты сама наивность, честное слово, - он сел на диван рядом с Верни и, протянув руку, легонько постучал тому по голове – очень уж сильно захотелось к нему прикоснуться. – А как же инстинкт следопыта?

Верни улыбнулся, уголками губ, но это было уже что-то. Как-то слишком затянулся этот трудный разговор, пора что-то менять, решил Котька. И сама судьба дала ему шанс, такая зараза.

- И какие были версии? – Верни непроизвольно подался вперёд, но не для того, чтобы услышать страшную тайну, а просто хотел устроиться поудобнее в своём чудо-коконе. Но Котька воспринял его движение иначе. Резко обхватил за тонкую шею и прижал к себе, засмеявшись.

- Я думал, что ты инопланетянин, зомби, и восставший из ада! Ещё я думал, что ты зарыл труп бабушки-кошатницы под своим окном и теперь скрываешься от всевидящего ока милиции, - перечислял он, пытаясь ухватить сопротивляющегося Женьку за бок. Но поскольку тот был завёрнут в плед, добротный такой, непрокусываемый, у Котьки ничего не получалось. И он только фыркал от какого-то внезапного вспыхнувшего истерического веселья. – Это мои самые откровенные фантазии, зацени, Верни! Впервые в эфире!

Они ещё повозились некоторое время, а потом Котька услышал хриплое дыхание в груди Жени и, осторожно обняв его за плечи, прижал к себе, словно тем самым мог остановить всё плохое.

- Ты такой мелкий, прям как игрушечный, - сказал он, с замиранием сердца глядя на покрывшиеся нездоровым румянцем скулы Верни. Опять температура поднялась. Поиграли, называется, в детскую игру, чтоб время занять, только разволновались.

- Меня мама в детстве сусликом называла, - тихо, улыбаясь, сказал Женя, и положил голову на плечо Котьке. Вот тебе и инопланетное чудо, доверчивое такое, прям как не парень, так прижался… Да и фиг с ними, с этими условностями. Хочет, пусть так сидит! Котька не станет плечо убирать, ни за что на свете.