Немного свежего хлеба (СИ)

- Почему сусликом? – может, ещё рукой погладить по голове? Вроде бы ёжик, а всё равно волосы мягкие. Приятно елозить пальцами туда-сюда. Никого так не хотелось трогать раньше. Всё такое странное… новое, и сердце в груди всё скачет и скачет, не может успокоиться, а сидят вроде бы почти не двигаясь. Все эти нежности со Светкой смотрелись бы идиотски, а с Верни можно, потому что он не девчонка, и ничего не подумает лишнего про любовь до гроба. Любят же эти девчонки всё усложнять, оно и так непросто даётся.

- Потому что я всегда руки поджимал к груди, вот так, - Верни выпрямился на диване, и Котька со скипом убрал ладонь с его головы. Плевал он на сусликов, и вообще… голову верни на плечо! Но суслик из Верни получилась реальный, даже прям хохотать захотелось. Очень артистично показал. А потом опять погрустнел. – Мама устала от меня за годы моей болезни. Всё суетится, суетится, а внутри камень. Иначе нельзя жить, люди хрупкие создания. Согласись?

- Ни черта они не хрупкие, - хмыкнул Котька и сам притянул Верни к себе, завтра подумает над тем, почему он это сделал, а сегодня всё через одно место, так пусть уж до конца так будет. – Люди, они очень сильные, Женька! Вот я, например, сколько меня в морду ни били, никогда не ревел. А Рыжий ревел. И не один раз.

- Это потому что он у тебя ручку украл.

- Это-то тут причём? Просто он слабый, и боль плохо переносит.

- Боль можно перенести, а предательство нет. Это душа гниёт, и никакие лекарства ей не помогут. Ты знаешь, что он у тебя ручку украл, он тоже это знает. Но, поверь мне, ему намного тяжелее и больнее.

Котька опять погладил Верни по голове, скользнул кончиками пальцев по ушам. Уши у него были забавные: маленькие, твердые, очень аккуратные и чуть-чуть вытянутые вверх, как у эльфов. Верни мог носить любую причёску с такими ушами, даже этот свой вечный ёжик, в отличие от лопоухого Котьки.

- Ну может и тяжелее, его никто не заставлял переть у меня ручку, - хмыкнул Котька, что-то мысли все путались в голове. Нужно либо на серьёзную тему говорить, либо уши эти трогать, очень уж отвлекают. – А меня отец Котькой называл, когда я мелкий был, «Котька-спиногрыз». Я даже не знаю, почему.

Верни чуть повернул голову, не стал из-под руки выбираться. Лицо Котьки расплылось в улыбке – понял, что Жене нравятся его прикосновения, и тоже не хочется, чтоб они прекращались. Вот тебе и шутка юмора. Был бы Верни девчонкой, то сейчас бы и поцеловались, так прям близко, дыхание чувствуется на лице… подумал вдруг Котька и замер, глядя в большие светлые глаза. В расширенных зрачках даже себя увидел. А Верни мог бы его поцеловать, запросто, просто чуть податься вперёд, он же… И почему забыл?

- А ты похож на кота, - смутившись от Котькиного взгляда, промямлил Верни, - формой глаз... – он осёкся и чуть отстранился. Котька тоже молча отсел. Больше не смотрел на Верни, не трогал.

Котька растерянно шарил взглядом по комнате, стараясь не думать о том, что всего минуту назад, он хотел… нет, он был готов, нет! Опять не так! Да он почти поцеловал парня, и пусть не совсем нормального, и кругом замечательного, но это всё равно была катастрофа.

- Вова, - тихо, вновь улыбаясь, - я не буду к тебе приставать, не бойся. Для этого у меня есть другой человек.

Котька отпрыгнул от Верни, как ужаленный. Вскочил на ноги, и резко оправил на себе одежду.

- А мне-то что? – издав нервный смешок, язвительно выдал Котька. – Где же он сейчас, этот человек?!

Верни продолжал улыбаться, словно издеваясь над Котькиным бешенством. Придурок гуманоидный! Лучше бы вообще его не встречать, так спокойно всё было, так просто и понятно. Жизнь катилась и катилась, а Котька сидел в своей норе и мог предугадать каждую свою реакцию. Ответить за каждое слово! А теперь?

- Вова, ты слишком многого хочешь, - спрятав улыбку, сказал Верни, и его спокойствие и уверенность резанули Котьку сильнее всяких издёвок про ревность и прочую чушь, которую он ожидал услышать. – И мои решения мы не обсуждаем, - жёстко, глядя Котьке в глаза.

Вот это отношение. Общество потребления, честное слово. И сразу вспомнилось то, собственно, зачем он здесь, и дурацкие эти пять тысяч. Красная цена Котьки. Или Верни? И что-то заныло в груди от одной только мысли - почему не сделал по-человечески? Сразу после того разговора в туалете можно было пойти вместе домой, поговорить… И всё то же самое, только без этих дурацких условий и границ. Да невозможно это, сказка, ни за что на свете Котька не пошёл бы домой с Верни тогда, а теперь уже поздно, осталось четыре дня, а потом они вновь разбегутся.

- Да, я помню, - шмыгнул носом Котька, и посмотрел в окно. Там уже был вечер. – Мы сегодня куда-нибудь пойдём?