Немного свежего хлеба (СИ)

Котька ломанулся к панкам, тщетно пытаясь пробраться ближе к Верни, но кто-то сильно толкнул его в спину, и он со всей дури налетел на локоть Мити грудью. Дышать стало нечем. Панки прыгали, даже не замечая, что кто-то хочет пробраться через них, им казалось, что Котька тоже хочет потолкаться. Ура! С прибытием, друг. Котька замахнулся, пытаясь остановить очередное столкновение, но в это время Верни сам обернулся и широко улыбнулся Котьке, отвлекая. Удар пришёлся в лицо, в нос, в губы, что-то хрустнуло…

- Стойте! – закричал Верни, пытаясь остановить разгорячённый народ, но никто даже ухом не повёл. Они просто вытолкнули Верни из круга, а следом за ним и Котьку, даже не обратив внимания на то, что у него шла кровь. Котька схватился рукой за лицо, проверяя, целы ли зубы, и взвыл от боли. Никогда прежде его не били по зубам неожиданно и с такой силой. Отрезвляет, надо заметить. И никакого тебе идиотского счастья. Как рукой сняло.

- Больно? – Верни схватил Котьку за локоть и упорно куда-то тащил. Но Котька никуда не хотел идти, ему было жутко больно и обидно, до слёз. Верни просто хотел оторваться, а он… а он побежал его спасать и получил по зубам за это. Вот тебе и клоунада, оборжаться можно какой придурок.

- Отвали, - резко дёрнув плечом и освобождаясь от рук Верни, бросил Котька и быстрее пошёл к выходу из зала, – придурок несчастный! Иди прыгай дальше!

Котька с ноги открыл дверь туалета и, ещё раз проверив сохранность всех зубов, стал промывать рану.

- Тебя никто не просил лезть в кучу, - Верни подкрался незаметно, как то самое нехорошее слово. Котька даже не поднял головы от крана. Никогда прежде он не чувствовал себя таким идиотом, да даже не идиотом, а кретином, дебилом, и недоумком, которых скрестили для следственных экспериментов. Губа вмиг распухла, от вкуса крови начинало подташнивать. Паршивый, паршивый день. Наверное, каждый бы так подумал на его месте, но от этого было не легче. И почему многие считают, что если у кого-то что-то болит, то обязательно нужно сказать, что у него самого болело ещё сильнее, но вот посмотри, выжил же! Как будто это может помочь, честное слово – свинство это, а не поддержка.

Но Верни не стал рассказывать, где у него что болит. Он просто стоял, прислонившись спиной к стене и молча смотрел, как Котька кипел от злости. Прям интересно до чёртиков.

- Был такой ледокол «Красин», первого августа 1918 года его затопили для преграждения пути кораблям интервентов к Архангельску, - говорил Верни, и в голосе его слышалась улыбка. Ему ещё и смешно? – Котик, ты и есть этот ледокол. - Верни засмеялся, сначала тихо, а потом всё громче и громче. И так это было неприятно, так это было правильно то, что он говорил, что Котька разозлился не на шутку, даже кулаки сжал. - Неужели ты подумал, что я сунусь к ним, не зная, что это такое?

Оторвавшись от крана, Котька навис над Верни, буравя его немигающим взглядом. Тот прекратил смеяться. Но не испугался, просто замолчал.

- Представь себе, подумал. Смешно, да? – он не кричал, но голос дрогнул, возвышаясь. – И я тебе не Котик.

Верни смотрел на него широко распахнутыми глазами и тоже не моргал. Дошло, что ли? Не смешно уже, гуманоид придурочный?

- Я больше не буду тебя так называть, - тихо ответил Женя и опустил голову, сложил руки на груди, закрываясь. – Извини.

Котька так и замер на месте, злость вся куда-то улетучилась. Очередная дурацкая черта – беситься так, что искры из глаз, а потом через пять минут – как ничего и не было, только стыдно за то, что сорвался.

Котька отошёл к зеркалу и посмотрел на своё отражение. Так и есть – лицо кретина. Но разве он был не прав? Да, иногда инициатива наказуема, но уговор был защищать Верни. Вот он и защищал… Никаких претензий быть не должно, в каждой работе есть свои издержки. Только Котька что-то не мог припомнить, что думал о деньгах, когда ломился сквозь толпу неадекватов, видя на горизонте тощую фигуру в красном свитере.

- Спасибо, Вова, - Верни мягко улыбнулся Котькиному отражению и ушёл, бесшумно прикрыв за собой дверь.

- Чтоб тебя… - вяло выругался Котька ему вслед и, достав «винстенку», закурил, несмотря на то, что губа опять стала кровить. Меньше орать нужно. Потом он выкурил ещё одну сигарету и понял, что что-то определённо испортил. Не стоило так гадко орать, тем более что Женя и впрямь был не виноват, ну захотел попрыгать с панками, это его дело, где именно получать в лоб, в конце концов. Раньше Котька не был таким «заботливым». Где то прекрасное время?

Концерт закончился рано, группа не вышла петь на бис, торопились обратно в Питер. Поезд уходил в половине одиннадцатого. В принципе, это понятно, что нужно ещё кучу дел переделать, но когда народ кричит тебе: «Бис, бис! Король и Шут, Король и Шут!» Может, не стоит так сразу уходить… Пять минут – такая малость.