Немного свежего хлеба (СИ)

- Я пойду покурю, - Верни широко улыбнулся, сверкая хмельным взглядом. Плохо дело – инопланетянин напился просто в хлам. Ну такой слабенький… Поднимался с пола он тоже в несколько заходов, но всё-таки встал и морской походкой направился на кухню.

Котька ни с того ни с сего заржал, отчего Конь вздрогнул и пролил водку мимо стакана. Такое это гадкое чувство – думать, что все кругом пьяные, а ты один трезв как стекло. И ведь каждый про себя так думает! А на самом деле все пьяны просто до безобразия, и язык уже не ворочается, и в голове побывала мясорубка, да не просто побывала, а ещё и зажевало её там.

- В голове моей опилки, да… н-да... н-да, - икая, напевал Конь, протягивая рюмку Котьке. – Давай выпьем за трезв… ость ума!

- Да, кто-то там сказал, что пить вредно, курить противно, помирать здоровым жал… - Котька осёкся и молча опрокинул рюмку в себя. В голове как яркая лампочка замигала одна только мысль. Он понял, чего хочет Женя, зачем ему это всё безобразие, он же совсем не такой, он же интеллигент… умный, замечательный, преспек… перспективный.

- Я сейчас вернусь, - Котька собрал все оставшиеся силы в кулак и поднялся с пола.

В коридоре было темно, хоть глаз коли. Пришлось хвататься за стены, иначе упадёшь в какой-нибудь колодец и уснёшь там навечно. Вот это реальные глюки! Интересно, из чего делают эту водку?

На кухне было светлее. Майские ночи, романтика, любовь… первая любовь, школьные года...

Верни сидел на подоконнике, огонёк светился в темноте.

- А я тебя нашёл, - хмыкнул Котька, подходя к подоконнику. И стало так прям тепло и уютно, и никакие колодцы уже не мерещились.

- Здорово, - отозвался Женя. – Закуришь?

- Угостишь?

- «Честер»?

- Если не жалко…

- Не жалко.

Котька достал зажигалку. Затянуться получилось с пятого раза. Движения все были заторможены, и мозг постоянно забывал, что должны были делать руки.

- А мы с тобой первый раз поговорили вот так же… ты сидел на подоконнике, а я стоял рядом, - засмеялся Котька. Голову совсем повело, и пришлось с силой зажмуриться, чтобы хоть как-то прийти в себя. И понять, что ты – это ты. А не кто-то другой… Такая засада это опьянение. А если ты – это всё-таки не ты, то тогда это же здорово! Можно…

- Ты помнишь? – удивился Верни и посмотрел на Котьку. Так близко, что голову опять повело, хотя Котька больше не затягивался.

- Помню, - кивнул он и придвинулся ещё ближе. Опять дыхание Верни коснулось его лица. И в груди всё замерло, глаза закрылись сами собой, и он подался вперёд ещё немного. Женькины губы были сухими и горячими. А волосы на затылке мягкими и слегка влажными… И ещё было тепло, да, это было очень тепло и полно, до самых краёв, выплеснулось, растеклось внутри, по венам, от кончиков пальцев, от губ, оно стремилось к сердцу, одному на двоих, и оно билось, билось, билось…

Кажется, где-то в коридоре скрипнула половица.

Часть 4. О самом важном.

Утром были американские горки в пустыне Сахара. Такая гадость – это пробуждение после пьянки, особенно когда невозможно опознать ножку стола, в которую уткнулся носом. Чёрт бы побрал тех, кто придумал эту водку, и тех, кто её в себя заливает без задней мысли о похмелье. Котька с трудом поднялся с пола и стал медленно растирать затёкшие плечи. В комнате было уже светло, часов пять или шесть утра. Рыжий с Потапычем в унисон храпели на диване. Такие милые, когда спят зубами к стенке. Котька осмотрелся, никого больше не было видно, ни Коня, ни Верни. Вот тебе и засада… Куда это они направились вдвоём? Они же вроде незнакомы вчера были.

Потерев щёки, Котька попытался вспомнить, что собственно было вчера, и как же так получилось, что он уложил себя любимого спать на жёсткий пол. Но ничего в башку не приходило, кроме какого-то незнакомого, но очень приятного ощущения, как будто бы выиграл приз в лотерее или получил подарок от дальнего родственника, которого сроду не знал. И постоянно забываешь, что всё-таки это БЫЛО.

- Твою мать… - прошептал Котька, уставившись прямо перед собой. Волна осознания произошедшего внезапно накрыла его, возвращая ясность вчерашним событиям. Он всё-таки это сделал. И вмиг вспомнился запах дыма и привкус сигарет на чужих губах. Опять по телу растеклось что-то тёплое и сердце запрыгало как сумасшедшее. И что теперь? Вот попал так попал…

Прошлого опыта не было, воззвать было не к чему… Первый порыв был побыстрее свалить домой и там всё хорошенько взвесить и обдумать. Второй порыв, более вменяемый, был остаться и подумать прямо здесь и сейчас, на трезвую почти голову. А третий - дать себе по башке за то, что думать-то уже не над чем. Всё уже случилось. И пропади всё пропадом, это было здорово!