Этот Артур был жестче, чем тот, которого знала она. Она заметила это, как только он открыл дверь.
На пороге стоял Фрэнк. Он стал шире в плечах, волосы и глаза потемнели, а черты лица стали резче. Теперь при взгляде на него уже не скажешь, что он «милый». Он двигался все с той же грацией и улыбался столь же ослепительно, но делал это иначе – более осторожно, более внезапно. Он явно произвел на Артура сильное впечатление, хотя Лиллиан не раз рассказывала ему, что Фрэнк выглядит впечатляюще. Фрэнк был всего на пару дюймов выше Артура, но смотрел на него свысока. Все очень просто. Находясь с Фрэнком в одной комнате, Лиллиан чувствовала себя так, будто они с Артуром – пара кроликов. Впрочем, когда Артур протянул Фрэнку руку и тот ее пожал, мышцы у него на руке заиграли. Артур даже чуть выставил вперед подбородок и сказал более низким, чем обычно, голосом:
– Добро пожаловать домой, солдат. Слышал, у тебя выдались интересные четыре года.
Фрэнк крепко поцеловал Лиллиан в губы и взъерошил ей волосы, а потом даже шлепнул ее по попе. Лиллиан решила, что он понятия не имеет, что делает. Он сел за стол, и она подала ему мясной рулет с картофельным пюре на обед, а еще кусок пеканового пирога. Он ел, как обычно, неспешно и аккуратно, и Лиллиан с удивлением отметила, что помнит эту его манеру.
Когда после обеда они перебрались в гостиную, чтобы поболтать, Лиллиан заметила, что, устроившись в кресле (их это устраивало – они предпочитали диван), Фрэнк машинально развернул его, чтобы сидеть спиной к стене, а не к окну, и лицом к двери. А когда во время их разговора на улице раздался выхлоп, он пригнулся. Конечно, он тут же выпрямился и сказал:
– Шутка, – а они рассмеялись.
Да, на его долю выпали странные приключения после Дня Победы в Европе. В основном он шарил по кустам в поисках нацистов и собирал бездомных людей то тут, то там. Так много народа бежало с востока, что они были везде и так боялись, что их отправят назад в Польшу или Прагу или куда-нибудь еще, что едва могли говорить. Были среди них совсем юные, которые ничего не знали, – с трудом помнили, кто они такие, и уж точно не знали, откуда они. Дети, которые годами жили в лесу, или в каком-нибудь тоннеле, или в разрушенном бомбежками доме. Но были и странные типы – например, в горах Австрии им повстречался парень, который носил на голове полотенце, смотрел в стеклянное кольцо у себя на пальце и погружался в транс. Выходя из транса, он сообщал им о местонахождении «величайшего ученого Германии», или «самого важного изобретения Германии», или «сына герра Гитлера». Все эти желаемые объекты всегда обнаруживались в соседней деревне. Когда отряд отправлялся туда, выяснялось, что да, здание существует на самом деле, как и устройство, но оно оказалось всего лишь угольной печью. Оказалось, что сыну герра Гитлера сорок два года – значит, Гитлер зачал его в пятнадцать лет. Конечно, такое возможно, но Фрэнк почему-то сомневался в их родстве.
– Этот тип шесть раз отправлял нас на поиски каких-то диковинных вещей. Наконец мы нашли тайник с ценностями – чью-то коллекцию шуб. Мой приятель Рубен отправил одну из горностая в Нью-Джерси в качестве сувенира.
Фрэнк хорошо рассказывал истории, и Артуру они очень понравились. Выяснилось, что и Артуру есть что рассказать. Лиллиан вся обратилась в слух. Знал ли Фрэнк, что когда союзники отправились захватывать Сицилию, немцы думали, что они планируют захватить Грецию? Вот почему на побережье никого не было, разве что на востоке.
– Нас это удивило, – сказал Фрэнк.
– Мы их разыграли, – продолжал Артур. – Мы все помогли. Мы придумали парня, изобрели для него целую карьеру, семью, документы, удостоверение, монограммы, фотографии его собаки – Дюны. Британцы и УСС целый год обсуждали его важную работу, используя шифр, который немцы точно взломали, а потом выбросили его труп на берег в южной Греции, а у него при себе были различные планы по захвату Греции, встрече с русскими, всякая разная информация. Когда он скончался, я, можно сказать, скорбел о нем. Мы все скорбели. Но ведь сработало.
– Там было так тихо, что мне стало не по себе, – сказал Фрэнк. – А я был прав.
Лиллиан поняла, что о многом из того, что произошло во время войны, Фрэнк и Артур не расскажут никогда, во всяком случае ей. Мама вскинула бы голову и закудахтала: «Ну и правильно! Кое о чем лучше помалкивать!» Но Лиллиан это так ошарашило и напугало, как будто рухнула стена ее дома.
После того как они легли спать в обычное для себя время, Лиллиан слышала, как Фрэнк бродит по гостиной. Потом она уснула. Утром, когда она, надев халат, вышла, он уже встал и оделся. Он съел миску хлопьев «Чириос» и тост, который она поджарила в новеньком тостере «Санбим», поблагодарил ее и снова шлепнул ее по ягодицам (по «попке»), а когда она отскочила, сказал:
– Дурная привычка. Извини, Лил.
– Только с мамой так не делай.
Фрэнк рассмеялся.