Немного зло и горько о любви

Отец – всегда пьяный, помятый, одет в испорченные дорогие вещи. Смотрел с тяжелым раздражением, зло и умно, работал снабженцем.

Мама – маленькая, худенькая, в очках, одевалась со страстно скрываемой бедностью, работала в аптеке провизором.

Время было азартное, все играли в дефицит, а она… как лекарства достать – всем и всегда – пожалуйста, за самым-самым дефицитом ради чужого человека шла к заведующей, в глаза лезла. Но ни копейки лишней не брала. «Лихоимство, – говорила, – грех…»

Отец пропивал все, что получал.

Что мы ели? Сочиняла мама что-то из свеколки да кабачков, да кашку из трех круп, блинчики – затейливая бедность, кошмар-и-ужас…

Но.

Два ангела подкармливали нас.

Один ангел – мамина подруга, повар в школе-интернате для всяких отсталых детей. Приносила нам порции вечерние, оставшиеся от детей, которых до ужина забирали: масло желтое, печеньки, пахнущие почему-то мылом. Муки-сахара приносила. Молока. Пироги пекла, нам всегда несла теплые. Праздник.

Другой ангел – молодая мамина сестра, работала на мясокомбинате. Сама яркая, энергичная, хваткая. Приносила нам мясо по дешевке. Иногда обрезки давала бесплатно. А смотрела на нас… не объяснить. Но когда она уходила, мама плакала, а мы остро чувствовали свою приниженность и горячей нежной жалостью исходили к маленькой, обреченно-честной маме…

От всех виденных моделей решила бежать моя маленькая повзрослевшая сестра…

Шагнула во взрослую жизнь детской ступней, встала на каблучки и поймала ветер перемен. Настало время трудоголиков. И она работала по двенадцать часов в день, вместе с мужем, смело вступая в незнакомые пределы.

Приручила компьютер, сотрудников, начальство. Карьерная лестница? Вздор. Эскалатор. Эскалатор, довезет тебя сам, надо только не сходить с него, покориться его постоянному движению, быть, присутствовать, не отвлекаться, не отвлекаться…

Выходные? Да, в выходные – спать, упоительно и долго спать. А потом нежиться в ванне, стараться не думать о работе, не думать о поставках, сроках, кредите, невыплатах, наездах, интригах…

И так пять лет подряд.

Моя маленькая сестра… она была терпелива, как в детстве, когда училась ходить…

Теперь, когда у нее есть средства заставить даже нашу маленькую маму забыть привычную бедность, моя маленькая сестра не отказывает себе в этой роскоши. Она наряжает смущенную маму в легкую норковую шубку. «Покупает» ей гладкие зубки у лучшего стоматолога в мамином городе. И стоят эти зубки как четыре шубки. И робеет маленькая мама, и цветнеет ее черно-белый строгий мир…

Моя давно не маленькая сестра…

Все чувствует, все понимает и обо мне.

Мне невмочь отмечать праздник, и она привозит мне букет ко дню рождения. Невиданные махровые красные маки оплетены сухой лианой. Лиана образует подобие круглой рамы, в случайных гнездышках ее – узкие лакированные красные перчики чили. Красные маки – опиаты – наркотическое забвение – она желает мне передышки от боли. Красные острые жгучие перцы – она знает, что со мной происходит. Мы можем не говорить, как и раньше. Я – потому что больно разомкнуть рот, она – потому что не хочет будить-бередить. Маки и перцы – наш язык.

Меня бьет озноб оскорбленного чувства – ах, обычное дело, живешь, нервами голыми посверкивая сквозь тонкий покров, – и она привозит мне крем и тоник, дорогие и действенные, ведь у нас одинаково чувствительная кожа, не признающая шарлатанской косметики.

Меня пьянит новая надежда, я льюсь словами, переливаюсь перламутрово, улыбчиво, а у нее уже готов артефакт. Протягивает мне духи от «Sisley». Флакон прямоуголен, желт. А пробка… Сквозь глыбу камня прорастает женский образ, женственный космос нежно и яростно покоряет плотный хаос…

Откуда ей дано знать, какие вещи будут символами моих состояний, моей маленькой взрослой сестре?

От Бога? Значит, ему не все равно? А ведь я в этом почти уверилась…

«ФЕЯ» – так обозначен ее номер в мобильниках моих дочерей.

Феей прилетает она на джипе и в церковный приют для бездомных детей, привозит заказанные ими подарки.

Маленькой девочкой плачет потом, уронив голову на руль, потому что жаль этих бродяжек, бегущих без устали отовсюду. Из самого заботливого дома тоже. Жаль их, и еще какое-то смешанное чувство от того, что кто-то из них стащил телефон, пока она катала их по городу. Телефон и еще всякую мелочь… Нет, она не принимает позу оскорбленной добродетели «я к вам со всею душой, а вы…», нет. Просто вот плачется ей, и все…

Может, оттого, что она маленькая, все еще маленькая? Такой вариант травести…

Заключает хорошие сделки, делает приличные деньги, коллекционирует впечатления от SPA-салонов, от ресторанов с двумя-тремя звездами Мишлена. Любит виски двадцатилетней выдержки.

Как большая.

Сидит, забившись в кресло, у психотерапевта, сбивчиво рассказывает, замирает…

Как маленькая.

И как задалось с самого начала – так все и идет.

Она – маленькая сестра – спасает, помогает, выручает всей собой.

Я – давно уже объект заботы, любви и внимания.

Я могу только размышлять об этом раскладе.

Дивиться чуду и повторять, покачивая головой: моя маленькая сестра…