«Лера, моя сестра вчера погибла в авиакатастрофе. Летела в Европу, в турпоездку. Сестре было тридцать. Мама в трансе. Напиши что-нибудь в память о моей сестре. Ты сможешь написать как надо, ты – светлая».
…Вдруг ощутила, как кончики пальцев наливаются теплой тяжестью.
«Join to majority» – стучало в висок английское выражение, вызубренное еще в школе. «Join to majority» – присоединиться к большинству.
Открыла чистый лист в «Word-e».
Земное притянется земным, пусть у одного из них – самолета – есть крылья, а другое – сама Земля – висит ни на чем.
Прах возвращается в прах, а дух к Богу, давшему его взаймы на краткую жизнь.
Краткая жизнь в семьдесят, при большей крепости – восемьдесят, а у иного – тридцать светлых лет…
Настолько боюсь думать о том, как умирают люди, падающие с неба на землю, что стираю рукой реальность и рисую свою декорацию в этом театре абсурда и страха.
Не буду верить в панику, хрип, вздутые вены, рвущиеся связки.
Это было. Но было потом.
После того как невидимый ангел, предвидя беду, выпустил в салон веселых химер.
Химеры пахли так волшебно, что каждый, приговоренный к корпусу падающего самолета, слышал самый любимый свой запах —
теплой ванили… корицы… дыма «Голуаз»… духов «Ab ovo»… серой пыли, прибитой дождем… изрезанной триммером травы… расхрустанного арбуза… померанцевых деревьев в цвету… поцарапанного лайма…
И пока, закрыв глаза, люди вдыхали каждый свое,
их перенесли через Границу границ Конвоиры Всевышнего.
Чтобы не видели они, слившиеся на время с любимым запахом, как пал бессильно металл на магнит Земли, как тела их распались на излюбленные цвета флагов – белый, красный, синий…
И дальше для них настала жизнь духа, жизнь за гранью нашего разумения.
Мы плачем им вослед, вспоминаем, спрашиваем: «Почему?»
Мы плачем о них, о себе, о бессилье, о страхе.
Мы плачем о неотменимости, непоправимости, внезапности смерти.
Языком ритуала укоряем черного бога блек-джека
За то, что не мы выбираем, когда нам родиться, когда умереть.
Мы выбираем лишь запах, втянув который, переносимся за Границу границ – каждый в свою страну, в свое время.
Погибла в тридцать лет… почти ровесница. Здоровая девушка, наверное, раз летела в Европу в турпоездку. А я вот… живу…
Перечитала. «Черная новелла», – подумала. Поставила метку в дневнике, чтобы потом найти:
«НОВЕЛЛА НОМЕР ОДИН».Глава 4
…На асфальте краской БОЛЬШИМИ буквами «Я тебя люблю!» – так, чтобы видно было «адресату» из окна многоэтажки даже спросонок… Интересно, а пишут ли такими буквами на асфальте «Я тебя НЕ люблю!»…
О господи-боже-мой…
Иду на встречу с мужем своей маленькой сестры. Очень просил.
Маша – сестра – хочет развестись с Владом. Десять лет вместе, дочке шесть всего…
Интересно, есть ли те, кто никогда не хотел развестись…
Я свой рывок прочь пережила полтора года назад. Осталась. Конечно, осталась. Хороший муж, хороший человек – и никакая любовь не оторвет от брака с таким. Или это любовь была никакая? Что уж теперь думать…
Но у Маши иначе все. Влад – умный, преуспевающий, но сухой. Холодный. И тяжелый. Похож на дорогостоящий, отлаженный, изящный механизм. Балует – нет, скорее, удобряет ее подарками и задавливает… чем задавливает, хотела бы я знать это слово… безвоздушием?
Машка – она подвижная, как дух. А он – стабильный и основательный, как… корень дуба.
И могли бы они образовать идеальную пару, еще как могли бы, но вот эта соревновательность самолюбивая в мужчинах, как же она все портит… Господи-боже-мой, помоги… и помилуй нас всех…
«Она девочка, – это Влад, – она должна подстраиваться под меня, стараться угодить моим вкусам. А не я. То, чего она ждет от меня, – того не будет. Так надо».
А чего она ждет? И как надо? А ведь была у них любовь, была…
Вообще, любовь – чудовищное посягательство. Жадность. Обсессия.
Даже самая невинная – а такая бывает? – сжирает приношения со скоростью шального огня и не насыщается.
Хочет больше, еще, еще… впивается укусом – яд зубов наркотичен… сжирает-сжигает мясо до белой кости – не заметишь… а потом зубы натыкаются на кость, и начинается скрежещущая борьба сущностей: «Она девочка, я мальчик, она должна подстраиваться…» Ууууууу…
Не будет подстраиваться моя маленькая сестра. Резону нет. Как дух не станет подстраиваться под плоть.
Помню, в день, когда она родилась, нет, за день до того, как она родилась, была пятница. Конец обычной недели рутинного школьного ада. Впрочем, не совсем обычной, не совсем…
Событие, окрасившее густо-черным мою привычную школьную истерику, было столь непоправимо, что даже думать об этом было страшно: я потеряла чужую книгу.
Одноклассница дала почитать мне том Конан Дойля. Рассказы – конечно же! – о Шерлоке Холмсе.
Том из собрания сочинений – черный с красными буквами на обложке, книга, отменяющая пытки школы и вне школы, стоило лишь раскрыть ее.