Немой

— Давай-ка сюда ломтик, чего там. Тебе каких: рыжиков, груздей, а может, волнушек или подберезовиков? Сегодня пятница, и я уже успела всю семью квасными грибками угостить. Ну ладно, авось что-нибудь да осталось, — говорит она, а сама двигает горшочки и снимает с них гнет и сверкающие чистотой крышечки в поисках грибка для подружки.

— Ах, просто пальчики оближешь! И как это тебе удается! Сегодня пятница, а постничать нечем. Схожу, думаю, к Северюте, не найдется ли у нее грибков. Ну, спасибо за угощение — просто объедение!

Вот какими запахами была пропитана летом клеть Северии. Зимой же чуткий нос мог уловить аромат клюквы и брусники, если его, правда, не перебивал запах мяты, ромашки и чебреца.

Самой дорогой гостье Северия предлагала ложку сметаны и обмазывала ею волнушку или груздь перед тем, как положить на тонкий ломтик хлеба. Все это выглядело до того аппетитно, что начинало щекотать в носу и прямо слюнки текли. Я вас уверяю: приготовить такое угощение для лакомок под силу лишь гораздой на выдумку хозяйке.

Бурые и сизые грибы были для домочадцев и подруг девушки подлинным пиршеством в постные дни, а Северюте окружали за это любовью и осыпали похвалами. Она же вовсе не считала это какой-то особой заслугой, не понимала вопроса, откуда, мол, у нее находится время и для уборки в доме, и для грибов, — ведь делала-то она все одновременно. И никому не намекала на то, что неплохо бы и самим заквасить грибков да найти управу на блох.

Если на то пошло, она спасала свои ноги от грязи, а клеть от пыли тем, что проложила через улицу дорожку из плоских камней.

Даже мать была у нее редкой гостьей. Постучит, бывало, кулаком в стену, за которой стояла дочкина двуспальная кровать, уставленная продолговатыми подушками и застланная круглый год теплой периной, — и все. От малейшего постукивания клеть едва ли не ходила ходуном и гудела, как пустой горшок. Тут не улежишь. Люди говорили, что достаточно прикоснуться к стене — и Северия вмиг на ногах: уж такая она чуткая да послушливая.

Доведись Северии уйти в люди, ей не о чем было бы сожалеть, покидая полную хозяйственных забот жизнь, зато о девичьем житье-бытье она сокрушалась бы очень сильно. Эта славная девушка была по-своему счастлива и достойна завидной доли. Но колесу ее судьбы угодно было повернуться по-иному.

* * *

В ту субботу Северия, устав по обыкновению от дневных забот, погрузилась в сон, как камень в воду, хоть и с тревогой думала о завтрашнем дне. Завтра все как обычно отправятся в костел. А она, как водится, должна успеть до этого сбегать по грибы. Все — как обычно. Необычным было лишь то, что там, в лесу, ей предстояло узнать тайну Гейше, которая, как ей казалось, касается и ее. Погрузившись в сон, она сразу же уплыла куда-то и попала в неведомое царство-государство, где творились такие поразительные вещи, что ей и во сне никогда не снились. Голова у нее шла кругом, сердце стучало молотом, трепетало и рвалось из груди.

На нее то накатывала бесконечно приятная истома, то наваливалось что-то до жути страшное. И то и другое сплеталось в единый клубок, который, разрастаясь до размеров горы, невыносимо давил на нее всей своей тяжестью. Сливались воедино смех и слезы, которые душили ее в равной степени. И тем не менее она чувствовала, что от всего этого можно избавиться.

Но как? Это знал разве что один Гейше, объявивший о своей тайне. Под конец сна она почувствовала крайнюю неловкость, будто ее втолкнули голую в самую гущу народа.

Очнувшись, Северия ощутила напряжение во всем теле, и с такой силой и страхом натянула на себя все, что попалось под руку, будто с нее и в самом деле свалилась одежда и нужно было немедленно чем-нибудь прикрыться. Она так высоко натянула перину, что остались торчать наружу голые ноги. Волосы ее разметались, и она продолжала сонно посапывать, пока окончательно не открыла глаза и не почувствовала, как в единственное оконце, величиной с добрый мужской кулак, будто в отверстие бочки, льется утренний свет. Оконце выходило прямо на юго-восток и было словно нарочно устроено так, чтобы первые рассеянные облаками лучи падали на него. Северия попробовала снова зажмуриться — ведь сегодня она вправе понежиться в постели дольше обычного, однако сквозь сомкнутые веки ощутила врывающийся внутрь клети свет и тогда поняла, что проснулась окончательно и что больше ей не уснуть. Бессознательно пошарила вокруг себя, точно испугавшись чего-то, и, резко напружинившись, села. По привычке размашисто осенив себя крестным знамением, Северия на сей раз самозабвенно произнесла вслух слова молитвы. И рассмеялась: но не молитва ее развеселила, ибо крестное знамение обычно служило для нее своего рода защитой, — ей показались забавными собственные страхи.