Немой

— Спасибо, тетушка! Только я завтракать не буду: у нас дома тоже за стол садятся. А дело не терпит; лучше я Йонаса с собой к завтраку возьму — там русские землекопы дожидаются, — защищается Казис.

— Опять новая затея, господи! Раньше-то этого не требовалось, обходились. Брали, что собственными руками добывали, что милосердный боженька давал, и были сыты, и хватало. Хлеб ели настоящий, не мякинный, одевались в сукно, не в сермягу даже. А теперь, глянь-ка, что творится. К добру ли это? Девки-ветреницы волосья взъерошивают, лохмы на лоб напускают; парни синие и красные сырные мешки, по-ихнему капюшоны, к вороту пришивают. Бабы в безрукавых поддевках, отделанных блестящей материей, щеголяют. Парни в кованых повозках раскатывают, да еще на рессорах. Прямо господа, иначе не скажешь. А нам, простому мужичью, это вовсе ни к чему. Оттого и не отпущу тебя, покуда вы с ним не потолкуете.

Казису ничего не оставалось делать. Да и не было у него особого желания сразу же убегать от Буткисов. Здесь его ждало то, чего ему не хватало у себя дома — женская опека. Здесь он, как и Йонас, приобретал душевное равновесие. Расстроится из-за чего-нибудь, раскиснет — и норовит ненароком столкнуться с Теткой. Глянут они друг другу в глаза, поделятся заботами, и снова от души отлегает.

Опрометью вбежал Йонас и прямо с порога закричал:

— Матушка, Казис, вот радость-то! Всевышний такой приплод нам послал, какого до сих пор в деревне не видывали… Не зря я водил ее в поместье… Пошли же, вместе поглядим…

Увидев, как радуется Йонас, матушка с Казисом тоже просияли и выскочили поглядеть на новорожденного. Пробыв там немало времени, они вернулись, возбужденные увиденным чудом, и, с жаром перебивая друг друга, стали делиться впечатлениями.

— Вот это родила, так родила, лошадка рублей на сто потянет… — говорил Казис, широко разводя руками, точно эта сотня измерялась охапкой.

— А чернущий: чисто жук! Гнедой, конечно, красивее. Все наши лошади этой масти. На вороных ведьмы верхом катаются. Черный же цвет какой-то бесовский. А может, это колдовские чары? Так пусть же господь благословит его на службу нам! — приговаривала Буткене.

— Задняя левая у него, матушка, белая. И звезда во лбу, как фонарь, чтобы во тьме светить и всех нечистых духов отгонять, — успокоил Йонас.

— Хорош жук: жеребец на трехмесячного тянет, — с нескрываемым презрением в адрес жука добавил Казис и громко высморкался.

В суматохе все и не заметили, как очутились за столом, на котором дымились блины с подливкой, и Буткене прервала всеобщий детский восторг:

— Садитесь, покуда подлива не остыла.

Казис только сейчас спохватился и, уже нагибаясь к столу, стал оправдываться:

— Вечно я у вас, тетушка, как солдат на постое… Ведь и у нас дома все уже за столом с блинами сидят…

В окнах Шнярвасов, что были напротив окон Буткисов, и впрямь виднелись обтянутые рубашками спины. Казис не покривил душой: дома ему достался бы точно такой же завтрак. Однако голод, внезапно разбуженный запахом кушанья, одолел его волю и стеснительность, невольно подтолкнув его руку к миске с блинами.

— Вот и ладно, Казюкас. Какая разница, тут или дома. Не чужой же. Ешь на здоровье, не стесняйся. Ведь и мой Йонас у вас порой кормится. От нас-то и чужой ненакормленным не уходит, а тут… По сусекам скрести не придется, если кто и заглянет, — тараторила Буткене себе под нос, поскольку друзьям некогда было прислушиваться к ее словам. Молодые челюсти, точно щипцы, дробили пищу, которая, казалось, глоталась сама собой.

— Ну вот, здрасьте, из-за твоего жеребенка совсем из головы вылетело, чего ради я сюда заявился, — сказал наконец Казис, вытирая жирные пальцы о волосы. — Пошли к нам, русские ждут. Вот уже которое лето подряд талдычат: — Когда вы в конце концов надумаете осушить свои поля каналом, ведь полверсты всего?

— И куда же воду спускать?

— Под горку, в кочкарник.

— Тогда стоит. Только это повредит большак, придется новый мост наводить, потом его чинить, в казенный лес за материалом ездить, да поначалу намытаришься, к лесничим будешь за пять миль мотаться, покуда выделят. Нет, как хочешь, а мне ничего не нужно. Пусть поля по-старому будут. Засуха и без каналов высушит. Просто нужно низину травой засеять, а не пахать, глядишь — той же травы дождемся, — кипятился Йонас. И лицо его выражало крайнее недовольство.

— Да ведь и я так думаю. И деревня тоже. Только разве ж один за всю деревню ответчик. Пошли вдвоем!

И парни выскочили из-за стола так же резво, как до этого уселись за него. Казис на ходу перехватил руку Тетки, в которой она держала хлебную лопату, и в спешке чмокнул ее мимо — прямо в черенок лопаты. Буткене ласково улыбнулась и проводила обоих взглядом, в котором сквозила бесконечная любовь.