Немой крик (СИ)

— Вот это малышка! Вкусная, маленькая ягодка! Я б тебя купил, но денег жаль не хватит. Хорошо хоть потрогаю. Расслабься… Тебе понравится. Боцман покажет тебе звёзды! Не ломайся, крошка. Это приятно… Пришло время почувствовать себя женщиной. Там, куда ты скоро отправишься, ты будешь делать это каждый день. Делать самые разные и непристойные вещи. Поэтому привыкай, малышка. Привыкай, осваивай новую профессию! И будь послушной девочкой. Тогда, никто не будет тебя бить.

Я попыталась скинуть эту грязную свинью со своего немощного тела, колотила руками и ногами его мясистый живот, захлёбывалась в собственных слезах! Бесполезно! Мерзавец даже мельком не почувствовал моих жалких брыканий.

Я настолько ослабла, что с трудом могла дышать.

В конце концов он сделал то, что планировал. Стянул с себя штаны, вытащил уродливый член из трусов и начал интенсивно водить мозолистой рукой по твёрдому, налившемуся кровью стволу, с каждой новой секундой ускоряя ритм движений. Одной рукой выродок просто дрочил, а другой — одержимо шарил по моим бёдрам и больно хватал за грудь, оставляя синяки на чувствительной коже.

А я в этот страшный момент билась в безмолвной истерике, давясь ядовитыми слезами, утопая в собственной ничтожности. Мне было настолько страшно, настолько больно, что я наверно поседела в свои восемнадцать, превратившись в никчемный овощ.

Но все же он этого не сделал. Не лишил меня девственности. Из-за угроз Григория. Поддонок просто поимел меня поверхностно. Поимел душевно, унизил, осквернил, клеймил… И своими жестокими, безжалостными прикосновениями, визуально превратил в потасканную проститутку. У которой нет ни сердца, ни души. Которая теперь не чувствует ничего, кроме боли.

Ровно через две минуты мучений ублюдок кончил, поливая мои ноги горячим, липким белком. Он вопил! Вопил как одержимый! Вопил так, будто его живьем резали на сотню мелких частей и в каждую часть втыкали острые булавки.

Выпустив пар, поддонок удовлетворенно обмяк, но всё ещё продолжал массировать свой вялый огрызок и огромные, обросшие густой растительностью яйца. Он делал это в порядке очереди. А когда возбуждение поутихло, нелюдь прошипел:

— Спасибо, милая… — Тяжело дыша, — Ты — настоящее сокровище.

Я не слышала его восторженных откликов. Ничего не слышала!

Кроме глухих ударов собственного сердца, которое беспощадным автоматом вколачивалось в рёбра.

Мне уже было все равно.

Меня подавили. Растоптали. Обесчестили!

И теперь мне хотелось лишь одного…

Как можно скорее отправится к родителям.

***

Когда я окончательно пришла в себя — поняла, что нахожусь на огромном корабле, сплошь заставленном металлическими контейнерами. Вероятно, это было грузовое судно. По палубе туда-сюда шныряли мужчины в тельняшках, выполняя разнообразную работу. Интересно, знают ли они, что на их судне происходят чудовищные вещи!? И никто, никто не вправе помешать этому! Всем наплевать. Главное, чтобы деньги платили. Ведь деньги в наше жестокое время решают всё.

Тот самый ублюдок, который только что поглумимся над моим телом, снова перекинул меня через плечо и потащил в неизвестном направлении, напевая себе под нос развесёлую морскую частушку, одновременно покуривая самокрутку.

Меня накрыла неизлечимая апатия. Сил на борьбу не осталось. Продранной тряпкой я просто повисла на его бетонном плече, кусая язык до крови, от невозможности выругаться, от невозможности просто хотя бы закричать!

Боже! А как же мне хотелось орать во всё горло! Звать на помощь, умолять о пощаде! Материться, угрожать, драться до последнего вздоха, отстаивая свои права!

Бесполезно.

Я просто жалкое, отравленное жесткой судьбой ничтожество. Безродная нищебродка, шалашовка, грязная оборванка!

Никому я не нужна.

Никто искать не будет.

Не человек я. А вещь. С которой в праве делать всё, что вздумается.

— Эй, Боцман! Ты где шляешься?? Как обычно, да? Червяка своего наяриваешь?

Мы подошли к одному из контейнеров, рядом с которым, покуривая приторно пахнущую дурь, стояли несколько неизвестных мужчин в застиранных матросках.

— Заткнись, капитан Барбоса, ёпте! Я успел. Эта последняя! Коли уже давай ей жопу, спать укладывай и жрать айда! Чёрт! Как же бухнуть охота!

— Ты глянь, довольный какой! Что, поимел небось эту цыпочку! Башкиров если узнает — сам тебя поимеет. На торги выставит, яйца подрежет и платье напялит. Станешь вылитой тёлкой! Там на этом, как его там… А! Грёбанном Ко-Ронге тебе цены не будет! Ах-ха-ха! Извращенцев до хрена хватает!

— Иди ты нах*й! Да не узнает он. Я же её это… только потрогал.

— Ну смотри, не подставляй товарищей. С нас тоже спросят. В бумагах сказано, что она целка.

— Ага! Целее некуда! Ну всё! Харэ трепаться! Коли давай!

Я нервно дёрнулась, когда чья-то грубая лапа задрала мне юбку.

— Классная! Попка-то ураган! Кукольная, миниатюрная, но мягонькая… Я б вдул!

— Заткнись уже и слюни подбери! Эта элитная шлюха тебе не по карману. Она, говорят, особенная.

Они заржали, а я жалобно застонала, когда почувствовала жгучий укол в области ягодицы, а затем не менее грубый шлепок.