Немой набат. Книга третья

А однажды Винтроп по срочной надобности приехал в Спасо-хауз в тот день, когда там открыли часть помещений для свободной экскурсии — особняк-то с историей. Боже мой! Сколько суперэнергичных девиц записались на ту экскурсию! Красоты старинного здания их, конечно, не волновали, они ринулись в гости к американцам в надежде ухватить свой шанс, с кем-то познакомиться, вписать свое имя хотя бы в список случайных посетителей, чтобы — вдруг! — поехать учиться в Штаты. Но, между прочим, поросль, взраставшая на конкурсах голых сисек, которые в ту расхристанную пору устраивали в Лужниках пособники разврата, пригодилась — для раскрутки проамериканских настроений и вброса негатива о российской власти. Эти полезные идиотки и сейчас «при деле», иногда заглядывая в русский сегмент Фейсбука, чтобы освежить понимание стихийных настроений; Боб сразу узнавал их демофрению: они видят только то, что им советуют видеть заочные заокеанские френды.

Да, то были славные времена. Боб со смехом иногда называл их эпохой прокладок: по телевидению без конца крутили рекламу этого женского приспособления, неведомого для бывших совграждан. В те годы Винтроп без труда устраивал приватные встречи некоторых российских селебрити с Пикерингом — в маленькой переговорной комнатке, куда можно было попасть через неприметную боковую дверь в арке парадных посольских ворот, со стороны Садового кольца. На улице там всегда маячил милиционер, но в ту — да, славную! — пору это никого не смущало, никто не опасался, что за укромное свидание с американским послом его возьмут на карандаш.

Боб снова вышел на старый Арбат, приглядывая кафешку, где удобно встретиться с Подлевским. Из-за множества веранд улица несколько сузилась и напоминала Бобу широкие коридоры Пентагона, по которым свободно мог проехать грузовик. Винтроп давно перестал честить Аркадия «флешкой»: этот парень за последний год заметно прибавил, а стажировка в Штатах — по обстоятельствам пусть и короткая — окончательно промыла ему мозги. Он взял патент, стал фондовым маклером, внимательно следил за форекс-обзорами, и у Винтропа были на него свои виды. Люди, экземплярные, не падкие на прелести биржи наслаждений, а верные идейно, — на особом счету. Но пока Боб не считал Подлевского самостоятельной агентурной единицей, и именно в этом первичном качестве он сегодня особенно нужен: общение с людьми, не обремененными ни солидными должностями, ни секретными сведениями, не вызывает подозрений. Этот Подлевский, он не один — такими деятелями Боб сумел «оснастить» несколько ячеек. Он просто оказался первым в расписании встреч, поскольку для Винтропа свободен всегда, в любой час дня и ночи. Подумал: «Кстати, на сей раз его придется вывести на Немченкова». И тут же осадил себя: «Зачем? Пусть работает через Суховея».

А вот Болжарский... Этот свободный и свободолюбивый художник слова, судя по фейсу, любитель застолий, напыщенный господин писательского сословия, обожающий рассуждать на отвлеченные темы, — он готов выполнить любое указание. Классическая внутренняя эмиграция. Боб помнил, как однажды, когда разговор коснулся судьбы России, этот заядлый фрондёр небрежно махнул рукой и величаво произнес: «Пускай дом горит. Зато клопы сдохнут». Но у Болжарского нет никаких рычагов влияния, он годился только для вброса в среду интеллектуалов будоражащих слухов. Зато теперь пригодится в качестве «курьера»: донесет нужную информацию до нужных людей, с которыми его придется свести. Но — анонимно!

В эпоху пандемии Боб и Подлевский бесстрашно устроились за угловым столиком на почти пустой летней веранде итальянского ресторанчика, — только два парня южной наружности сидели в противоположном углу. Заказали по бокалу просекко и по чашке капучино. Привычная разминка с разговорами о погоде и последствиях ковида была не нужна — начальник вызвал на беседу подчиненного, и незачем было грузить его банальностями. Винтроп сразу перешел к делу:

— Дорогой друг, то, что я сейчас вам скажу, я мог бы сказать Суховею напрямую. Но Суховей — чиновник, а в наши, простите, ваши смутные дни не рекомендуется вот так, запросто, на глазах у всего честного народа, распивать просекко с чиновником из солидной государственной конторы. И уж тем более общаться с ним на каких-то приватных встречах. Поэтому прошу вас, дорогой друг, передать Суховею то, что я скажу, в наиболее полном виде.

— Включаю магнитофон. — Подлевский дотронулся до своей головы. С лица его исчезла вечная подобострастная улыбка, он напрягся. Начало разговора бодрило.

Боб внятно, акцентируя междометиями и поднятым указательным пальцем наиболее важные тезисы, изложил стройную систему взглядов на текущие события, которую в известных кругах принято называть «методичкой». На сей раз она не сводилась к простой формуле «Все, что исходит от Путина, — плохо», а включала перечень конкретных действий. Закончил указанием:

— Суховей знает, что делать с этой информацией. Передайте ему мои слова.