Немой набат. Книга вторая

Когда гости разошлись и Антонина занялась мытьем посуды, Дед заговорщицки сказал Виктору:

— Ты совсем не пил, а я пил чуть-чуть, да никто не заметил. Толковать будем натрезво. Пошли на завалинку.

Они присели на закалитной скамейке, над оврагом. Еще девяти вечера не было, но темень обступала со всех сторон, день заметно шел на убыль. За оврагом где-то далеко-далеко начинала подсвечивать край небосвода луна на ущербе. Криворослый урёмный лес, выстилавший дно широкого оврага, замер в безветрии. Тишина стояла такая, что в ушах звенело.

— Давай, Дед, излагай. Что-то ты сегодня скучный.

— Радоваться, Власыч, нечему. Третьего дня сижу я на этой скамейке — ну, чуть позже, луна вылезла — и смотрю, от проулка человек идет. Бросает его туда-сюда, вот-вот в овраг скатится. Помнишь, я жалился: по нашей тропке чужой люд зачастил, инославные блудняки объявились, маленького черного мы с тобой видели, он тут приноровился шастать. — Дед говорил беседливо, повествовательно. — А этот высокий, ноги длинные, заплетаются. Ясное дело, с попойки. Подходит, уставился на меня пьяными глазами, качается и молчит. Ну, он молчит, и я молчу. Потом говорит: «У-устал, дай сесть, сил взять». Я подвинулся, он на твое место плюхнулся, чуть прислон не обломил, хорошо, я подспинье забором подпер.

Дед на время замолчал, словно собираясь духом, и вдруг совсем в иной, торопливой манере зашептал:

— Власыч, он в благодарность, мол, что я его на свою скамейку пустил, спьяну сболтнул, будто скоро наш дом подожгут. Жалко, мол, хороший я, видать, старик, да делать нечего — приказ вышел. Я молчу, чего с пьяным тары-бары разводить, а он лопочет, мол, заплатят за поджог знатно. Я молчу. Ну, он посидел, посидел, потом встал, на ногах держится еле-еле, и говорит: жди, старик, когда красный петух клюнет. И дальше поплелся кренделя выписывать. Вот такая была, Власыч, третьего дня история. Здесь, на этом самом месте. Думаю, ах ты, вяземская коврижка, какое «спасибо» сказал! Дурь пьяная! В Поворотихе от пожаров давно отвыкли. Да и нас-то за что?

У Донцова в груди прыгнул зайчик. Но не выдал тревогу, равнодушно спросил:

— А чего он еще там лопотал?

— Ну говорю же, про деньги, что куш обломится. Я и не вслушивался. Фамилию какую-то называл.

— А что за фамилия?

— Власыч, хоть убей, не помню. Подлая какая-то фамилия.

«Подлая фамилия! — взрывом полыхнуло в голове Донцова. — Неужели Подлевский?» Не показывая ужаса, какой охватил его, снова спокойно уточнил:

— Может, Подлевский?

— Во-во, она самая. Он, мол, заплатит.

Донцов умолк. Едва Дед заговорил о поджоге, в душе шевельнулось подозрение. Но теперь он знает наверняка: Подлевский готовит страшное злодейство. «Вера и Ярик, вот что задумал». В сознании бушевал ураган эмоций, и первое, что пришло на ум, — немедля увезти жену и сына, сейчас же! Разбудить, посадить в машину и умчаться. Но как в Поворотихе оказался Подлевский? Как ему удалось вычислить Веру и Ярика? Жутких вопросов было слишком много, и эти сложности требовали от Донцова не поддаваться первым бурным эмоциям. Жизненный опыт настойчиво звал сперва осмыслить их и только потом действовать — неторопливо, но безостановочно, как учили на Раменском заводе, где чтили космические заповеди. Однако стресс был таким сильным, что в сей миг рассуждать Виктор не мог. В мозгу сверлило одно: Вере и Ярику грозит ужасная опасность.

Впрочем, где-то на краю сознания тревожно мигала другая красная лампочка, назначение которой было неясным. Мелькнула в памяти картинка давних лет: после какого-то сабантуя он подвозил домой в стельку пьяного приятеля, профессионального пилота, который заснул на заднем сиденье. И вдруг услышал за спиной: «Власыч, мигает, мигает...» Мигала лампочка опустевшего бензобака, в доску пьяный летчик не мог понять этого, но мигающая красная лампочка прорвалась сквозь пьяный полусон, выдав сигнал опасности, — как в кабине самолета. То, что сейчас происходило с Донцовым, напоминало ту ситуацию: он не знал, что именно его тревожит помимо угрозы пожара, но это «что-то», несомненно, присутствовало.

— Да-а, противная история, — безразлично сказал он Деду, глянул на часы и слегка выругался: — Черт возьми, совсем позабыл, что должен кое-кому позвонить. Подожди минуту, Дед.

Достал из кармана брюк мобильник, набрал нужный номер, но в ту же секунду в другом кармане заверещал второй телефон.

— Что такое! — Опять чертыхнулся, вытащил мобильник. — Слушаю... А-а, Владимир Васильич! Добрый вечер. — Поднялся, отошел на несколько шагов от скамейки. — Так... Так... В девять утра? Да ведь завтра суббота. Улетает?.. Но если в общих чертах, какие вопросы?.. Ладно подъеду к девяти часам... До свидания.

Тяжело опустился на скамейку.