Немой набат

Но была еще одна причина, которая невольно способствовала глубокому осмыслению происходящего. К радости примешивалась тревога. «Можно ли сбрасывать со счетов Подлевского?» — вторым планом эта тема звучала неотступно. Этот спесивый, желчный деятель, нос крючком, брови шатром, которым явно руководит какой-то расчет — с первого взгляда видно! — не отступится, за Веру предстоит борьба, причем настроения самой Веры в этой схватке учитывать не будут, вот что ужасно. Подлевскому плевать, он ищет своей выгоды, потому и активничает, о чем предупредила Ряжская.

В «Воронеже» разговор тоже коснулся Подлевского, причем со стороны Веры. Речь, собственно, не о нем — о первом знакомстве с Западом, о Женеве, которая очаровала фасадным шиком и случайной встречей с приветливым, раскованным соотечественником, раскрывшим перед ней обаяние Запада. Но с тех пор ее воззрения сильно переменились, Подлевский, не осознавая того, открыл перед ней новые пласты духовной жизни, и она оказалась в бурном потоке политических страстей. Нет, нет, в смысле понимания всех этих хитросплетений она полный профан, приготовишка.

Впрочем, она сказала иначе, интереснее, веселее:

— В политическом интернете я неофит. Но свои межевые столбы, клейменые, сразу расставила. Категорически восстала против концепции «народа в народе»: прозападного креативного слоя и быдла, для которого на ТВ надо готовить особое дурманящее пойло и пятиминутки ненависти — как у Оруэлла. И сразу бросилась в споры. А в сети шумно. Одна френдесса предупредила: «Это интернет, детка! Здесь могут и послать». И что вы думаете? Посылали куда подальше. Кто-то даже назвал девственницей в борделе. Глумилище! А еще эти боты... Но я их Солоневичем припечатала: у нас теперь ставка на сволочь.

— А у вас, Вера, норов проказит! — не удержался Виктор.

Более эрудированная, чем технарь Донцов, она очень кстати, не козыряя начитанностью, сыпала неизвестными Виктору фактами и классическими цитатами, которые приводили его в восторг меткостью попадания в цель. После «народа в народе» сослалась на великого нобелиата Ивана Павлова: «Россия протрет глаза гнилому Западу». А потом, не стесняясь откровенности, не заботясь, какое впечатление произведет, искренне сказала:

— Оттого и доставляет мне огромное удовольствие беседа с вами, что полна взаимопонимания.

В тот миг сердце Донцова банально замерло от счастья. Однако трезвый, искушенный ум сработал четко: эта мудрая простота глубоко разочарована Западом, который представлен Подлевским, и теперь вместе с Донцовым — на стороне России. Но впереди борьба с полчищами подлевских, одолевающих страну изнутри. Вот он, как шутили в институте, «интеграл от дифференциала», вот она, скрепа, роднящая его личную жизнь с общим ходом русской истории, единящая судьбу Веры и судьбу России. В голове снова мелькнуло символическое «Широка страна моя родная».

Настроение изменилось. Радость уступила место невеселым мыслям о российской ситуации, о предстоящем в Питере явлении народу старой прозападной команды Медведева, от которой никаких прорывов ждать не приходится.

Эх, широка страна моя родная... Странно, после встречи с Верой он стал отчетливее слышать посох истории.

Кстати! О Боже, сколько здесь символов! Даже имя — Вера! — совпадает с христианскими корнями страны. А ведь она, крестясь на храм Христа Спасителя, много говорила о православном церковном люде, о первичности для нее христианских заповедей.

И это ее «Довлеет дню злоба его»...

Те, кому не впервой быть на питерском форуме, давно распробовали вкус этой многослойной политико-деловой кулебяки, которую раз в год белыми ночами запекают на «Экспофоруме» в Шушарах. Верхняя ее корочка-запеканочка, лоснящаяся от масляно-элитарного блеска, — мироправители, политический бомонд, которому, соблюдая строгости чопорного этикета, надлежит помпезно подписывать рекордные множества заранее согласованных договоров — преимущественно о намерениях, — сверкать под телекамеры улыбками, обмениваться рукопожатиями и позитивно влиять на статистическую отчетность. Верхний слой кулебяки — уже с начинкой, и за ним негласно утвердилось наименование ярмарки тщеславия. Тут принято арендовать для разъездов по городу ухарских лихачей с щегольской закладкой — «майбахи», и нанимать трансферы с гидами. Этот клубящийся рой импозантных публичных персон с моднячими перламутровыми пуговицами на сорочках, в костюмчиках от Бриони, туфлях от Черутти, очках Ray-Ban и галстуках от YSL активно демонстрирует свою накачанную бюрократическую мускулатуру, петушится друг перед другом на званых бизнес-завтраках, где идет игра встречных самолюбий и произносятся топовые безответственные тосты, мгновенная добыча ТВ. Вечерами эта денежная кичливость перемещается на списочные тусовки мировых брендов, и в банкетно-фуршетном элитном гламуре всеобщим вниманием завладевают выгуливающие самые изощренные наряды и модный тюнинг жёвлики в брюликах — жены влиятельных коммерсантов, усыпанные крупными гайками с бриллиантами.