Взглянул на часы. Четверть двенадцатого. Да уж, припозднился, молодец, Тойер! Компьютер он не выключил, плевать, низкий тариф. И он набрал номер Хорнунг.
Сонный голос ответил:
— Рената Хорнунг…
Он нажал отбой.
Ему снились Хорнунг и Ильдирим. Они шли рука об руку.
Зазвонил телефон. Нетвердыми шагами он протопал через комнату и нащупал его лишь после шестого, ужасно громкого сигнала.
— Да, Тойер слушает!
— Я всего лишь хотела узнать, какой идиот из Гейдельберга разбудил меня вчера вечером. Значит, у тебя есть мой новый номер?
— У меня же антиопределитель! — в панике воскликнул Тойер.
— Я тебе покажу «антиопределитель»! Может, ты сам позвонишь провайдеру и сообщишь, что ты анонимно терроризируешь дам? Твой телефон высветился у меня на дисплее. Начинается с единицы — ты что, перебрался в Старый город?
Вот она, Хорнунг… Ее четкий ум. У Тойера взыграли сразу двести восемьдесят семь чувств.
Нет, про убийство под стенами замка у них на северо-востоке не слышали. Зато про странную историю в зоопарке — да.
Увы, она прекрасно представляет себе такого вот отца, впрочем, скорее он годится в отцы кальмарам или аутистам.
Неужели он теперь ходит на родительские собрания? Ага, ноги его больше там не будет!
— А как ты? У тебя появился… друг? — осторожно спросил он.
Хорнунг засмеялась:
— Тойер, мы с тобой уже в возрасте. И хотя я при том все же женщина, о чем ты временами забываешь, у меня нет горячего тридцатилетнего турка. А я ведь уже тогда все тебе предсказала.
В данный момент у меня полное затишье на любовном фронте.
— Хорошо, — не подумав, заявил Тойер.
— Да, просто замечательно.
Только тут, после затянувшейся паузы, которую он со стыдом осознал лишь вечером, еще раз осмысливая разговор, Тойер рассказал, что Ильдирим и Бабетта сейчас в Висмаре и он остался один.
— Вот оно что! — с иронией произнесла Хорнунг. — Ты — соломенный вдовец, активируешь старые связи!
— Ты неправильно меня поняла! — возразил он и подумал: все именно так.
— Не бойся, город не такой уж маленький. Если я увижу их обеих, то заблаговременно перейду на другую сторону улицы. Меня они не узнают, я ведь больше не крашусь, и волосы у меня почти белые.
Тойер с испугом отметил, что образ голой Ренаты Хорнунг с белыми волосами вызвал в его чреслах легкую вибрацию.
— Значит, мой адрес все еще указан, — услышал он ее слова. — Но скоро это наконец-то исправят.
— Да-да, — поддакнул он.
— Черкани мне как-нибудь открытку, Тойер. Или приезжай, тут красиво. Я буду смотреть на тебя и думать о том, как часто я смотрела вот так и ждала, что ты что-нибудь скажешь. Хоть что-то. Пусть даже просто «бе» или «ме».
— Бе, — произнес гаупткомиссар.
— Пока, мой дорогой.
— Пока.
После этого разговора гаупткомиссар испытал жесточайшую похоть. Средоточие его чресел, этот загадочный бутон, налился соком и приобрел цвет, который Тойер мог бы описать как «маджента» — или попросту «пурпурный», — если бы хоть чуточку разбирался в цветах. Раб своего организма пристыжено удалился в ванную, даже запер дверь и предался рукоблудию. Телефон, опять, нет, не вовремя. А вдруг это Ильдирим? Господи! Голый, выбежал из ванной. Звонил Лейдиг.
Ильдирим и ее подопечная сидели на кровати и не представляли, чем заняться. Накрапывал дождь, напротив грохотала строительная техника — возводили дом. Пахло совсем не морем, а дезодорантом, и вся поездка грозила обернуться полной катастрофой.
— Может, поедим где-нибудь, — предложила Бабетта.
Ильдирим взглянула на часы:
— Мы позавтракали всего полтора часа назад. Бабетта пожала плечами:
— Посмотрим телик?
— Вчера вечером я пробовала включить, но что-то не так, там только датский канал.
Бабетта склонила голову на плечо Ильдирим. Такие проявления близости всегда трогали прокурора, но сегодня плечо у нее ломило, постель была слишком мягкая, а комната слишком темная. Ресторан, где они завтракали, слишком ярко освещен. Море слишком далеко. Все это было несправедливо. Вот именно, несправедливо. Настроение было настолько отвратительное, что она даже разговаривать не хотела.
— Тойер-то звонил? — спросила девочка.
После ее вопроса Ильдирим стукнула себя ладонью по лбу и сморщилась от боли — она забыла про массивное кольцо на пальце, купленное осенью на «блошином рынке» в Гейдельберге. Ну вот, теперь будет шишка.
— Ах я, глупая корова! — посетовала Ильдирим. — Проклинаю целый день бедного Тойера, а сама не включила мобильный.
— Шишка будет, уже вздувается.
— Ладно, Бабетта… Занято. Засранец.
— Вы уже читали субботнюю «Рейн-Неккар-Цай-тунг»?
— Нет, а что?
— Да так.
— Тогда я, пожалуй, куплю газету на вокзале?
— Да, так будет лучше.
— Да у вас на меня ничего нет!
— Что? Не понял.
— Я хотел сказать — до завтра.
— Надеюсь, мы увидимся еще сегодня.
— Теперь свободно, но он не берет трубку. Просто невозможный тип. — Ильдирим швырнула трубку на кровать. — Ничего не понимаю.
Бабетта надрывно кашляла.
Они сидели на кровати. Дождь барабанил в окно.