Немой свидетель

— Потому что хотел, чтобы подозрение пало на гориллу…

— Да-да, Лейдиг. Почему же тогда во второй раз он убил сзади, наследил?…

— Цыган ведь крупней…

— И убегал, господа! Ладно. Я еду…

— Фредерсен-то левша.

— Да, Хафнер. А ты правша, от слова «прав». Я еду.

— Брось, Йокель, зачем это тебе? Все это ваша дурная романтика, так дела не расследуют, неужелитебе надо напоминать об этом? Поезжай куда-нибудь еще!

— Нет.

Тойер свернул с дороги, даже не посмотрев, как называется площадка для отдыха. Купил кофе, рогалик. Отхлебнул, от горячего заныли зубы. Попросил сигарет, вполне возможно, что он снова начнет курить, почему бы и нет — какая разница? Через большие окна безымянного заведения он глядел, как ветер то тащил белый пластиковый пакет, то прибивал его к асфальту; медленно, словно в смертельном изнеможении, пакет передвигался куда-то с глаз долой… На широте Ганновера северное небо затянула темнота, серое небо потемнело, потом стало черным… Усталости он не ощущал.

Корнелия не могла спать. Она лежала в темной комнате и слушала тихое радио, иногда это помогало — но не сегодня. Через каждые полчаса повторяли штормовое предупреждение. На западе уже закрыты некоторые мосты. Она представила себе, как рыбаки молча и уныло сидят в своих скорлупках, пришвартовавшись где-нибудь в защищенной гавани. А их дети дома, в тепле и безопасности, однако им тревожно: папы нет дома.

Она тихонько встала с постели, пошарила за аквариумом, извлекла свой дневник, села за письменный стол. Что она написала вчера?

Сегодня был чудесный день.

Папа, мама и я приехали в Киль, в «Софиенхоф», за покупками. У меня новая ветровка, ну, не такая, о какой я мечтала, но вполне о'кей, выглядит неплохо. После обеда мы пошли…

Приятный почерк, похож на чей-то… На чей?

Она выдвинула ящик письменного стола, там лежало оружие. Скоро они опять вернут его в дачный домик Фредерсена. Все позади. Анатолий тоже, вероятно, должен был это понять. Он может вернуться к ней. Ночью. Они вместе лягут в постель, будут шептаться, она будет гладить его зажившую рану и рассказывать ему обо всех глупостях, которые произошли в школе.

Тойер проехал Гамбург, не задержавшись в Эльбском туннеле. Эккернфёрде, это ясно, но куда сворачивать? Он схватился за нагрудный карман, да, маленький городской план, чуточку помятый, в сгибах наверняка завалялись песчинки.

Название школы он запомнил без проблем: школа «Горх-Фок»[18] — север же, все правильно. Класс 8-й «Б», классный руководитель Фредерсен.

Около десяти часов вечера он прибыл в Эккернфёрде. В Гейдельберге он решил, что поговорит с матерью Анатолия насчет музыки, книг… Но теперь подумал: лучше оставить женщину в покое. Ну что ж, тогда нужно идти в школу, там он еще не был, может быть, именно в школе он сможет представить, каким был этот мальчик, которого он увидел мертвым на дне рва в гейдельбергском зоопарке, сможет хоть что-нибудь понять. Школа «Горх-Фок» составляла часть школьного комплекса семидесятых — жутких бетонных кубов, стоявших в стороне от жилых домов. Тойер вступил в поединок с ветром, дождем, холодом и мраком на школьной территории.

Вот, вероятно, вход. Двор, и без того скудно освещенный только парой фонарей, был здесь особенно темным. Тойер пригляделся: светильник над дверью был неисправен.

Что он намеревался делать? Проникнуть в школу, чтобы порыться в одной из классных комнат? Что он рассчитывал там обнаружить? Справа от двери, между вечнозелеными кустами и большими окнами, в темноте просматривалась тропа. Тойер почти на ощупь направился по ней, прогоняя мысли о крысах, живущих в кустарнике. Да, точно, он так и предполагал: одно окно не заперто, ручка повернута кверху. Сыщик нажал — безуспешно. Окно неисправно, понял он, вон, заклеено липкой лентой. С помощью карманного ножа (обычно он почти им не пользовался) ему удалось открыть окно — теперь получалось классическое проникновение со взломом. Он огляделся в темном классе, возле доски висело учебное расписание, ага, 7-й «Б». Классная комната была заперта, но дверь выглядела не очень крепкой. Тойер навалился на нее всей своей массой, и она с треском поддалась.

Сыщик быстро отошел от двери, вылез наружу и затаился во дворе. Если сейчас кто-нибудь придет, он выдаст себя за бесстрашного прохожего, явившегося на шум. Но никто не объявился.

Классная комната 8-го «Б» находилась на втором этаже, и, поскольку комиссар отыскал в незапертой комнатке слесаря возле входной двери стамеску, ему легко удалось войти в нее без особого шума.

У каждого ученика был свой ящичек с замком, но теперь никакие замки уже не могли его остановить. Зажав в руке стамеску, сыщик достал листок бумаги: на нем Тойер еще в Гейдельберге записал имена учащихся, с которыми лично не встречался. Вот ящик Франко, да, он присутствовал при допросе парнишки и помнит, как стойко парень выдерживал грубость Хафнера.