Немцы

— Только… — мальчик помолчал еще, признав молчание своим, — Эбергард, так вас? Эбергард, вы должны знать, это в плане совета: приобретая квартиру в сжатые сроки — за сутки, — агентство вкладывает собственные или заемные средства, и поэтому вы теряете — до тридцати процентов от рынка. А то и больше.

Эбергард не понимал, почему мальчик на него вопросительно взглянул, и, чтобы как-то вытолкнуть забуксовавших с топкого места, он ведь тоже участник, пожал плечами: ну, ясно.

— Если вы располагаете, например, месяцем, — мальчик говорил что-то противоречащее законам жизни собственного костюма и галстука, знакомого риелтора тяготило это излишество, он поднимал брови: ну на хрена… — ваши потери могут быть существенно ниже. Может быть, у вас есть хотя бы две недели? Или вы уезжаете? Может быть, перенести отъезд?

— Закончим завтра, — то, что сказал Эбергард, почему-то прозвучало как «умер», и все сразу закачали головами и скорбно сжали губы.

— Понял. Ну что ж. Двадцать четыре миллиона, — мальчик пожал Эбергарду руку. — До завтра.

— Мы договорились окончательно?

— Да. Вы сомневаетесь в моей правомочности? Двадцать четыре. Сумма не изменится.

— Через час вы позвоните: так получилось, что ваш генеральный директор был не в курсе, а теперь в курсе, устроил скандал, кричал, грозил уволить, вообще запретил покупать эту квартиру, и вы его еле уговорили, но самое большее, что он дает, вы выбили из него! — двадцать два пятьсот. В шесть утра предупредите: если хочу получить наличными в условленные сроки, придется взять на себя расходы по обналу. В девять: еще заплатить инкассаторам. Двое и водитель. Перед оформлением сделки выяснится: ваш юрист на срочном выезде в Подмосковье, уже не вернется, а ближайший юрист, способный всё оформить, берет пять процентов от суммы. Или — всё откладываем на неделю, — Эбергард перечислял без обиды: просто хочу выяснить, на что рассчитывать.

Мальчик серьезно кивал каждому слову, смотря Эбергарду куда-то в грудь, и, дослушав, сказал:

— Вы получите завтра двадцать четыре миллиона, наличными, в рублях. Мы договорились на эту сумму. Она окончательна. До завтра.

Эбергард не пошел в лифт.

— Вы с нами? Остаетесь? Отдать вам ключи?

Поколебался и:

— Нет. Я так, — он остался и сбоку, оставаясь незаметным, украдкой посматривая на свежеустановленную дверь, отмытую от строительной пыли, — дверь весело уставилась глазком на соседку напротив, заодно косясь градусов на триста шестьдесят, дверь, скрывавшую топот веселых маленьких ног; он расслышал крик Улрике: «Сколько можно звать? Все завтракать!» — и свой голос, и сторожил: не приближаются ли голоса, не собираются ли открыть дверь, вести в сад или школу; переступил поближе к выходу на пожарную лестницу — успеть выскочить, если что, чтобы не увидели, как подслушивает, о чем разговаривают гости за большим столом (наверное, у Эбергарда юбилей, все замечают: Эрна от него не отходит); вот, дождался: вот Эрна, бежит впервые по квартире и кричит от восторга, распахивая… И еще дверь, и еще. И еще! — и замирает посреди собственной комнаты; он увидел ее лицо, отражение каждой вещи, разных цветов в ее глазах, на самом деле отражается одно — его любовь; не выдержал и улыбнулся: столько в своей комнате она расскажет перед сном… Ночью он зайдет поправить одеяло. Эбергард видел: эти люди, что поселились и останутся жить, смотрят из своих окон на юг, и особенно нравится: вид на север: как удобно встала кроватка, покупали под размер, хорошо, что предусмотрели видеонаблюдение за няней… Такая большая квартира, что, когда звонят в дверь, надо долго идти. Когда звонят в дверь, Эбергард начинает свой путь издалека — из кабинета, и из каждой комнаты на его пути выходит еще человек: улыбается Улрике, выбегают дети, выглядывает его мама — всем интересно: кто пришел? Все идут за ним — открывать, большая семья. Всё есть. Вернее — будет; значит, почти есть, просто дорога будет чуть длиннее, Эрна будет чуть старше, и он — чуть старее, чуть меньше им быть вместе, но ничего… Нормально, ничего.

Эбергард ткнул покрасневшую кнопку вызова, лифт, отвернулся и вытер лицо, хотя на самом деле ничего такого не происходило, будет другая квартира, просто чуть позже, может быть, не так как бы масштабно… посмотрел на мокрую руку и не стал ждать лифт… Утром его позвал Хассо, ты там не сильно занят? — от Хассо тепло, в префектуре ничего не почувствовал, место, хорошо знакомое ему, вот только Хассо страдал, словно после чего-то болезненного отходила заморозка:

— Гоняли, ба-алин, хоронить Ельцина. Префектов с замами!., изображать простых жителей!., толпа такая, в кашемировых пальтишках, и никто руки поднять не может от тяжести золотых часиков, промерз, балин, в своем пальтишке, что купил на распродаже в Дубаях, дожили: уже на похоронах выполняем программу «Зритель», а то икону встречали… Но все, конечно, оценивали позицию мэра.

Что-то вспоминалось из прошлого:

— И как?