Немые голоса

Дверь открыла Вероника Элиот. Она не пригласила его войти, и он почувствовал себя торговцем, которому никогда не рады. Шоу хотя бы обрадовались, увидев его.

– Вы не знаете, где может быть Конни Мастерс? – спросил он.

– Откуда мне знать?

– Вчера вечером вы были у нее в гостях, когда нашлась сумка Дженни Листер. Очень по-добрососедски. Конни сейчас нелегко. Я подумал, она могла вам рассказать, если соберется спрятаться от прессы.

– Не думаю, что журналисты уже до нее добрались, – сказала Вероника уже менее враждебно. Может, она подумала, что она под подозрением? – Она мне не говорила, что собирается уехать.

– Она могла остановиться где-нибудь в деревне?

Вероника как будто задумалась, но он видел, что она сразу отмела эту идею.

– Она ни с кем здесь особенно не сдружилась. Должна сказать, это маловероятно.

Возможно, из-за ее грубоватости Джо продолжал стоять на пороге. Вера учила его быть упертым, осаждать высокомерных выходцев из среднего класса.

– Наверное, было тяжело видеть еще одного ребенка там внизу, у коттеджа, – сказал он.

Она посмотрела на него с отвращением. Даже если бы он пукнул посреди ее пафосной вечеринки, едва ли она презирала бы его больше.

– Я не вполне понимаю, почему вы считаете, что у вас есть право копаться в трагедиях моей семьи.

Он это проигнорировал и продолжал так, как будто думает вслух и не требует ответа:

– Наверняка проводилось расследование. Внезапная смерть обязательно привлекла бы полицию. И социальные службы. Люди наверняка обсуждали. Конечно, было нелегко.

Вероника вышла из себя. Срыв произошел внезапно и совершенно неожиданно, и Джо почувствовал себя червем. Ее лицо залилось краской, она кричала, так хлестала словами, что он вздрогнул:

– Вы правда считаете, что мне было до этого дело? Я только что потеряла сына! Вы думаете, меня волновало, что обо мне будут говорить люди?

– Извините.

– И дело не только во мне! Кристофер потерял своего малыша. Я знала, что больше не смогу решиться на ребенка. Саймон потерял брата. Вы хоть представляете, что мы пережили?

– Извините, – снова сказал Эшворт, но Вероника не обратила внимания.

– Мы никогда не винили Саймона за то, что случилось в тот день. Никогда. Он был ребенком. Но все-таки достаточно взрослым, чтобы запомнить. Он знал, что не должен был убегать от меня. Он считает, что это его вина. Он живет с этим всю свою жизнь. Вы считаете, сплетни хуже, чем вся эта боль?

– Нет, – ответил Эшворт. Пора перестать защищаться и оправдываться. – Конечно, нет.

Вспышка закончилась так же быстро, как началась. Вероника снова стала отстраненной и ледяной.

– Отвечая на ваш вопрос, сержант, – конечно, было тяжело видеть, как ребенок играет там же, где погиб Патрик. У меня возникали смешанные чувства. Возможно, моя реакция на Конни обусловлена моим опытом. Я вела себя грубо. Но я не имею никакого отношения к ее исчезновению. Я не знаю, где она.

Она собралась развернуться и закрыть дверь, но Эшворт ее остановил:

– Возможно ли поговорить с Ханной?

– Ханны здесь нет. Они с Саймоном уехали вскоре после вас этим утром. Полагаю, они опять у нее, хотя они не говорили, куда собрались.

Он ушел, а она стояла на крыльце, одинокая и величественная, и смотрела ему вслед.

Он обнаружил девушку в саду за их небольшим домом. Когда он постучал в дверь, никто не ответил, и он уже хотел уйти, когда Хильда помахала ему из окна гостиной, указывая на арочный проем между двумя домами.

Ханна была одна. Рыжие волосы сплетены в растрепанную косу, одета в резиновые сапоги и большой вязаный свитер с обтрепанными краями и дырками на локтях. Она копала небольшую грядку с овощами. Увидев его, она остановилась и оперлась на вилы. Лицо раскраснелось, и она тяжело дышала.

– Мама всегда сажала немного молодого картофеля на пасхальные каникулы. И бобы. Я не хочу, чтобы эта традиция прекратилась.

– Вы на них набросились, как собака на похлебку. – Одна из поговорок деда. – Вы себя измотаете.

– Надеюсь, – улыбнулась она. – Было бы хорошо заснуть без таблетки. Я из-за них на следующее утро еле ползаю.

– Саймон не с вами?

– Он взял мамину машину, чтобы съездить в супермаркет в Хексеме. Я не могу это все видеть – ни супермаркет, ни машину, – так что я сказала, что останусь здесь. Нам все же нужно есть, а я не хочу ездить каждый день на обед в их белый дом.

Она рассеянно нагнулась, вытащила из земли сорняк и бросила его на тачку, а затем встала.

– Вы уже знаете, кто убил мою маму?

Он покачал головой.

– Вы готовы ответить на пару вопросов?

– Если вы не будете против задать их здесь. Я на улице чувствую себя лучше.

И ему действительно показалось, что ей намного лучше. Она почти повеселела под лучами весеннего солнца. Бледность и заторможенное безразличие исчезли.

– Ваша мама в последнее время не говорила ничего необычного про фитнес-клуб? Мы полагаем, что один из сотрудников воровал у гостей и коллег. Это могло быть мотивом.

Он хотел начать с чего-то менее личного, не такого животрепещущего.