Немыслимое: путешествие по самым странным мозгам в мире. Неврологическая революция от Оливера Сакса до наших дней

Конечно, еще не так давно за необычность мозга вас могли упечь в сумасшедший дом. Понятие психического заболевания вошло в употребление лишь двести лет назад, а до того любое отклонение в поведении списывали на сумасшествие и объясняли чем угодно, начиная проклятием и бесами и заканчивая нарушением баланса жидкостей в организме[4]. Будь вы таким безумцем в Англии, попали бы в Бетлемскую больницу, известную в народе как Бедлам. Майк Джей в своей книге «Путь к безумию» описывает Бетлем как обычный сумасшедший дом в XVIII веке, приют для душевнобольных в XIX и образцовую психиатрическую лечебницу в XXI[5]. По тому, как менялась больница, можно проследить радикальные трансформации в подходе к лечению необычного мозга. В первое время она предназначалась для того, чтобы очистить улицы от так называемых лунатиков. Ее постояльцами были те, кто буйствовал и бредил, потерял память, речь или рассудок. Их держали в заключении вместе с бродягами, попрошайками и мелкими преступниками.

Пациентов лечили универсальными средствами, ориентированными на восстановление общего здоровья: кровопусканием, холодным душем, а также рвотными, чтобы удалить предполагаемую пробку в пищеварительном тракте. Отношение к таким больным изменилось во многом благодаря недугу Георга III. Король подхватил желудочный вирус, но потом у него начала идти пена изо рта и появились признаки помешательства. Позвали священника Фрэнсиса Уиллиса, прославившегося исцелением как раз таких больных. Метод Уиллиса был незамысловат: он заставил Георга работать в поле и делать упражнения, хорошо одевал его и поддерживал в хорошем настроении. Через три месяца и психическое, и физическое здоровье Георга улучшилось. В медицинском сообществе начала укореняться идея, что безумие поддается коррекции. На протяжении XIX века постепенно рационализировалось объяснение принципов работы мозга, в соответствии с этим менялись и условия в приютах для душевнобольных. Не все шло гладко: обычной практикой было применение смирительных рубашек и варварских, по нынешним меркам, методов терапии; однако доктора стали думать над тем, какую помощь пациентам может оказать общение, как установить связи с внешним миром, какие лекарства могут облегчить боль и подавить тревогу. В начале ХХ века «помешательство» переименовали в «психическое заболевание», и врачи задумались о биологической природе душевных расстройств. Как и предсказывал Томас Уиллис, они стали внимательно изучать мозг и научились определять, какие изменения соотносятся со странностями поведения и восприятия.

Сегодня мы понимаем, что психическое заболевание, а по сути – любая психическая аномалия, может быть следствием небольших нарушений электрической активности, гормонального дисбаланса, телесных повреждений, опухолей или генетических мутаций. Одни поддаются лечению, другие нет, третьи мы вовсе перестали считать проблемой.

До понимания мозга в целом еще очень и очень далеко. У нас нет удовлетворительного объяснения ни одной из его высших функций – памяти, принятия решений, творчества, сознания. Например, мы можем вызвать галлюцинацию у любого человека с помощью обычного шарика для пинг-понга (позже я покажу как), но знаем мало способов справиться с галлюцинациями, характерными для шизофрении.

Однако мы точно знаем, что мозг со странностями дает исключительный шанс проникнуть в тайны так называемого нормального мозга, открывая удивительные способности, заключенные в каждом из нас и ждущие случая проявиться. Он дает нам понять, что восприятие мира не у всех одинаковое, и буквально навязывает вопрос: так ли нормален наш мозг, как ему хочется, чтобы мы думали?

Окончив обучение по специальности «неврология», я решила стать научным журналистом, посчитав, что это лучший путь узнавать новое о таинственных процессах в мозге и одновременно удовлетворить свою страсть собирания историй разных людей, а также их увлекательного рассказывания. Я получила степень магистра в сфере научной коммуникации в Имперском колледже Лондона и поднялась до новостного редактора журнала «Нью Сайентист».

Сейчас я независимый журналист и работаю для ряда СМИ, в том числе Би-би-си и «Гардиан». И хотя я пишу обо всем, что касается здоровья, меня всегда притягивает тема странного мозга. Я посещаю неврологические конференции, взахлеб читаю научные статьи и складирую у себя заумные медицинские журналы, где хотя бы вскользь упоминаются его исследования. Ничто другое не увлекает меня и вполовину так сильно.

Это непростая работа. Уже не принято типичное для ученых XVIII и XIX веков описание конкретных случаев – яркие истории, в красках живописующие все, что известно о жизни пациентов. Сегодняшнее описание объективно, сухо и безлично. Пациенты названы только по инициалам, черты характеров потеряны, о жизни не говорится ни слова. Предмет неврологии – владелец исследуемого мозга – мало интересует науку, которая развивается вокруг него.