Ненадежное бытие. Хайдеггер и модернизм

Рассуждение в модусе фактичности/фактуальности всегда строится в определенном модальном горизонте, который пользуется порожденными по ходу дела виртуальными объектами, которые могли произойти и так, и иначе. То есть мы имеем дело с пустыми событиями, которые, однако, остаются собой, теми же самыми событиями, невзирая на то, что они стираются собственной контингентностью, допускающей произвольные модальные комбинации. Когда говорится, что произошедшее могло бы произойти иначе, уже подразумевается некий грамматический субъект или имя произошедшего («жесткий десигнатор»), хотя логически оно недопустимо. Интеллектуальная истина «необходимости контингентности» – это лишь обобщение этой модальной динамики, в которой у всего произошедшего есть определенный экономический горизонт избытка/недостатка: произошедшее одновременно меньше непроизошедшего (и даже ничтожно по сравнению с ним) и больше его, поскольку оно все-таки произошло. Соответственно, может быть инициирована та или иная содержательная работа на этих различиях, например можно выяснять, что именно определяет произошедшее. Так или иначе, фактуальность всякий раз уклоняется от произошедшего, справедливо видя в нем угрозу самому этому модальному горизонту «Большего», который порождается несбывшимися альтернативами: как только мы фиксируемся на произошедшем, мы вполне «натурально» забываем о том, что оно могло бы произойти иначе, овеществляем его и начинаем видеть в нем закономерность. Выявление самой этой логики «фиксации-овеществления» является, однако, типичным модернистским ходом, получившим отображение как в литературе, так и в философии. Вопрос здесь не столько в правильном применении модальной логики (например, корректно ли вообще говорить о том, что произошедшее могло бы произойти иначе?), а в том, что само это отталкивание от фактического вместе с построением модального/виртуального горизонта абсолютного датируется определенным историческим периодом, связанным, в частности, с развитием философского прагматизма, теорий вероятности, эволюционизма и модернистской психологии, но также одновременно и рынка как предметной области, своего рода vanishing point всех этих новейших теорий. В качестве самой общей и грубой гипотезы или обобщения можно сказать, что модальный избыток, достигаемый на уровне фактуальности (нет ничего необходимого, кроме контингентности), всегда сохраняет определенную связь с рынком возможностей, так что «большое внешнее» Мейясу можно прочесть в несколько заниженном смысле как сумму всех альтернативных возможностей (например, прибылей), которая априори превосходит любой действительный исход. Модернистская критика овеществления, седиментации, рутинизации и т. д., столь часто обращавшаяся на рынок как источник всех этих явлений, сама опирается, прежде всего, на своего рода онтологический рынок, пусть и трансформированный в модальный горизонт сбывшегося и несбывшегося. Соответственно, возникает законный вопрос – не является ли полагание такого горизонта еще большим овеществлением, еще более метафизическим ходом, который лишь по видимости решает поставленную проблему, на деле обходя ее стороной, за счет интеллектуальной интуиции (или, что то же самое, аберрации) не произошедшего, но способного произойти и поменяться?