Ненадежное бытие. Хайдеггер и модернизм

Фатуальность составляет, следовательно, тот пункт, в котором этот аргумент принимается всерьез, продлеваясь еще на один шаг, и безосновность произошедшего уже не дополняется модальным облаком гиперхаоса. Соответственно, если фактуальность – это «произошло, но могло произойти иначе», то «фатуальность» – это «произошло и могло произойти иначе, однако не произошло», то есть это еще одно отрицание, которое говорит об избыточности первого отрицания. В этом случае «отрицание отрицания» возвращает к исходному пункту, лишая его возможности замкнуться на себе как собственном основании – собственно, эту процедуру Хайдеггер и называет «самоутверждением», представляя ее не как утверждение в себе или в другом, а как утверждение в отсутствии себя или другого. Однако такое самоутверждение еще не выходит за пределы фигур, разрабатываемых Хайдеггером в период до начала 1930-х годов, то есть в рамках Dasein-аналитики и таких концептов, как Erschlossenheit. Экзистенция позволяет реализовывать стандартную программу «против овеществления и назад к вещам», но в ее рамках неизбежно возникает фантом нового овеществления, то есть самообоснования произошедшего из него самого, например в рамках чьей-то частной биографии. Однако экзистенция и фактичность уже указывают на фатуальность, если представить последнюю как отрицание отрицания: фактуальность является отрицанием фактичности, то есть указанием на «ничто», которое скрывается за каждым эмпирическим фактом, за каждым распределением. Это ничто может показаться чрезвычайно привлекательным или даже содержательным, и Хайдеггер, несомненно, не уклоняется от такого искушения, поскольку оно представляется единственной контрмерой по отношению к неизбежному уклонению фактичности в себя. В то же время одно отрицание остается идеалистическим решением, которое позволяет мыслить бытие как действительно отдельную инстанцию, доступную для тех или иных нарративных или спекулятивных процедур. Ее отрицание в «фатуальности» – это отрицание ничто, которое возвращает к «фактичности», но последняя уже не обещает ни непосредственного богатства феноменологического описания, ни возможности «овеществления», которое позитивно в том именно, что сразу же запускает критические процедуры. Фатуальность – это фактичность после критики, которая показала, что горизонт «большого внешнего» на самом деле не является горизонтом. Возможно, впрочем, что Хайдеггер так и не выбрал между первым отрицанием и вторым, то есть второе отрицание стало не концептуальным ходом, а всего лишь «биографическим», то есть переписывающим биографию в иной концепт.

Действительно, если соглашаться с такими исследователями, как Жан Гронден[80], в том, что «Черные тетради» являются своего рода протоколом неудачи – развитием или деструкцией первоначального проекта фундаментальной онтологии, которые привели к так называемому повороту, – тогда можно представить и саму текстуальную стратегию Хайдеггера, ведущего дневник, в качестве элемента или даже симптома этого поворота. Конечно, в «Черных тетрадях» обнаруживается немало рефлексий касательно неудачности первоначального проекта и невозможности его однозначного продления, что коррелирует с соответствующими «после-поворотными» текстами Хайдеггера, однако здесь следует указать на ту работу, которая проводится помимо и поверх этих содержательных перекличек. Список главных теоретических врагов Хайдеггера был придуман, по сути дела, не им, а позаимствован из феноменологии, которая сама разделяет их с обширной модернистской программой «возвращения к вещам» как возвращения к опыту вещей, то есть возвращения к вещам по ту сторону овеществления. И в «Бытии и времени», и в таких курсах, как «Основные понятия античной философии», отталкивание Хайдеггера от овеществления и натурализации онтологии является настолько самоочевидным, что составляет, по сути, непроблематизируемый фон всей работы в целом. Однако переход к «модально-трансцендентальному» концепту бытия, как он выписывается в «Бытии и времени», не является успешным решением задачи «онтологии» (под которой имеется в виду прежде всего «раз-овеществление»), поскольку словарь классической метафизики уже переполнен терминами разовеществления (в том числе в неокантианской традиции ценностей, значимостей, категорий и т. п.), которые не удовлетворяют Хайдеггера точно так же, как и остальных модернистов, отказавшихся видеть в устойчивости ценностей, категорий, «Geltungen» нечто близкое оригинарному опыту вещей.