Читаем Ненадежное бытие. Хайдеггер и модернизм полностью

Почему камень – «дочь вечности», почему камень вечно спит, если он не может бодрствовать? Камень – нечто меньшее «объекта», то есть той или иной субстанциальной определенности, самостоятельности, того, что может само сбыться в горизонте какой-то открытости. Камень вечен не в том смысле, что с ним ничего не бывает, а в том, что он всегда дополнителен, избыточен по отношению к любому онтологическому распределению, любому бытию в мире, любой темпоральности. Вечность намного проще, чем множество камней, но только в камнях она продолжается, камни наследуют вечность, переводя ее из иллюзорного режима метафизического постулата в режим обрывка, избытка, мусора. Камень – дочь вечности, поскольку он вечный избыток по отношению к вечности, ничем ее не дополняющий, ей не нужный. Дочь вечности, продолжая ее в следующем поколении и наследуя ей, ее же и прерывает, ведь она же дочь, но это еще не означает начала времен. Камень – это вечность в ее диком, неприрученном, непонятийном виде, это избыточное истечение вечности и в то же время ее единственная наглядная репрезентация. Нельзя путать вечность с миром или его онтическим устройством, но точно так же нельзя путать вечность камней с неиссякаемой игрой открытости и закрытости: да, камни можно захватить в плен и даже к чему-то приспособить, но сама эта игра построена на равнодушии, то есть на том, что мир никогда не может быть в полной мере миром, хуже того – это равнодушие нельзя признать божественным или абсолютным, хотя оно и вечно, в каком-то смысле. Нельзя путать камни с атомами как простейшими составляющими какого-либо дизайна, будь он разумным или неразумным: атомы – то, из чего состоит, а камни – то, что осталось. Камень – не-составляющая часть чего бы то ни было, но именно с такой не-составляющей части должен был начаться хайдеггеровский «мир». Объекты все еще остаются атомами, поскольку они суть метафизические составляющие, предельные и ультимативные сущие, которые могут быть больше универсума в целом: они говорят о непреодолимости такого мира, в котором что-то все-таки есть. Как бы Хайдеггер ни боролся с миром как местом, вместилищем или пространством, тень такого мира вечно накрывает онтологический мир, проецируемый заботой и заинтересованностью. Но камни собирают еще до этого противостояния, до мира атомов и до мира подручного, в котором можно жить. Они «спят» в том смысле, что не попадают в само распределение наличного и подручного, не являются ни элементами научно сохраняемой истины о мире, ни собственно вещами, инструментами или же социально признанными актами. Они не нужны ни там ни сям, но все же собирать пришлось именно их, поскольку ничего другого не было, все остальное было на месте.

Несмотря на предположительную уникальность камня и руки, камня, который оказался руке впору, их встречу можно понимать лишь как первый шаг, дающий доступ в общее пространство вещей и средств, то есть вещей, которые каким-то образом, пусть самым условным и ненадежным, соотносятся с другими вещами, что необходимо уже хотя бы в силу определения. В этом абстрактном пространстве можно выделить три оси, по которым распределяются инструменты, организуя пространство, в которое погружается Хайдеггер вместе с его окрестностями. Первая ось – ось функциональности: у инструмента может быть от одной до бесконечного множества функций. Камень – одновременно ноль и бесконечность, то есть афункциональное и бесконечно-функциональное, поскольку камнем можно делать что угодно – точить, убивать, делать отметки. То есть камень в каком-то смысле пока еще вне этой оси, за ее пределами, он лишь вход, через который можно попасть в пространство инструментов, устройств, дизайнов, распределений, горизонтов и т. п. Рука, напротив, как уже указано, стремится к бесконечности функций: она может делать все что угодно, но до какого-то момента не делает ничего. Она анти-камень, чистый софт.

Вторая ось – ось заменимости: каждый инструмент помимо своей «реальной» или «содержательной» связи с другими инструментами и целями (которые также погружаются в это пространство) находится в абстрактном отношении с другими инструментами, отношении заменимости или незаменимости. Он может быть как абсолютно незаменимым, так и легко заменимым, со множеством промежуточных градаций. Например, молоток заменим другим молотком, но также он заменим и камнем или книгой – до определенной степени. Множество таких отношений составляют отдельную драму, в которой мы привыкли определять, прежде всего, тех агентов, которые стремятся к незаменимости. Незаменимость – маркированное качество, по которому определяется то, что существует, то есть метафизика – это такой способ мышления, который выделяет в первую очередь незаменимое.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Логос»

Идет ли богатство немногих на пользу всем прочим?
Идет ли богатство немногих на пользу всем прочим?

Принято считать, что лучший способ помочь бедным состоит в том, чтобы позволить богатым богатеть, что всем выгодно, когда богатые платят меньше налогов, и что, в конце концов, их богатство полезно для всех нас. Но эти распространенные представления опровергаются опытом, исследованиями и простой логикой. Такое несоответствие представлений фактам заставляет нас остановиться и задаться вопросом: почему эти представления столь распространены несмотря на все большее количество свидетельств, противоречащих им?Бауман подробно рассматривает неявные допущения и неотрефлексированные убеждения, лежащие в основе подобных представлений, и показывает, что они едва ли смогли бы сохраниться, если бы не играли важную роль в поддержании существующего социального неравенства.

3игмунт Бауман

Обществознание, социология
Машина влияния
Машина влияния

Книга Виктора Мазина «Машина влияния» написана на стыке психоанализа, медиатеории и антропологии. Понятие машины влияния возникает в XVIII веке и воплощается в самом начале XIX века в описании Джеймса Тилли Мэтьюза – пациента лондонского Бедлама. Дискурсивная конструкция этой машины предписана политическими событиями, научными открытиями и первой промышленной революцией. Следующая машина влияния, которая детально исследуется в книге, описана берлинской пациенткой Виктора Тауска Наталией А. Представление об этой машине сформировалось во время второй промышленной революции начала ХХ века. Третья машина, условия формирования которой рассматриваются автором, характеризует начало XXI века. Она возникает на переходе от аналоговых технологий к цифровым, от производственного капитализма к потребительскому, от дисциплинарного общества к обществу контроля.

Виктор Аронович Мазин

Биология, биофизика, биохимия
Об истине
Об истине

Изложив в общих чертах теорию брехни и лжи, Гарри Франкфурт обращается к тому, что лежит за их пределами, – к истине, понятию не столь очевидному, как может показаться на первый взгляд. Преданность нашей культуры брехне, возможно, гораздо сильнее, чем половинчатая приверженность истине. Некоторые (например, профессиональные мыслители) вообще не считают «истину» и «ложь» значимыми категориями. Даже слушая тех, кто твердит о своей любви к истине, мы волей-неволей задумываемся: а не несут ли они просто полную чушь? И правда, в чем польза от истины? С тем же искрометным остроумием и основанной на здравом смысле мудростью, которыми пронизана его первая нашумевшая книга «К вопросу о брехне», Франкфурт предлагает нам по-другому взглянуть на истину: есть в ней что-то настолько простое, что, вероятно, и заметить трудно, но к чему у нас есть скрытая и в то же время неистребимая тяга. Его книга заставит всех думающих людей задаться вопросом: Истина – почему я раньше об этом не подумал?В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Гарри Гордон Франкфурт

Философия / Научно-популярная литература / Образование и наука

Похожие книги